Скованная льдом - Нина Черная

Такие мысли подняли настроение, только смущение не уходило, засело румянцем на щеках и сумбуром в мыслях. Я до сих пор не поняла, для чего Макар меня спрашивал о вещах, которые прилюдно не обсуждают. Даже думать о подобном казалось срамом. Нет, я, конечно, догадывалась, чем мачеха с отцом за закрытыми дверями занимались, да и дети откуда берутся, знала, но всерьез о подобном не думала ни разу. За домашним хозяйством мне некогда было миловаться с молодцами, как делали Марфа и ее подруги, вот и оказалась не готова к откровенным разговорам.

Мои мысли от местных вернулись к Макару и странным ощущениям в теле от его близости. От осознания того, что Черный бог вроде как еще и мужчина по совместительству, меня прошиб холодный пот. Значит, раздеваться он меня просил совсем не для того, чтобы приготовить?

Я замедлила шаг и прикусила палец, а что, если девушек в дар ему отправляют для подобных утех? Страх змеей оплел внутренности, даже желудок затих, ведь я только слышала о том, чем мужчина и женщина могут заниматься в постели, сам процесс мне неизвестен. Вспомнились слова Макара о том, что он не желает возиться с неумехой.

Я осталась одна, сама прогнала девочек, если не смогу умилостивить Черного бога, то он сгноит людей со света белого, значит, мне надо постараться. И сделать вид, что не такая я и неопытная. Жизни дорогих мне людей важнее моей чести. Тем более, Макар вполне может вернуть меня домой.

Пусть обесчещенную меня мало кто замуж захочет брать, но есть еще города. Там, говорят, нравы свободные, и брака обычно не ждут, чтобы заниматься любовью.

За смущающими и пугающими одновременно мыслями я добрела до лестницы. Покрытая синей ковровой дорожкой, она спиралью уходила вниз. Положила пальчики на перила и стала аккуратно спускаться. Но не успела я и пары ступенек преодолеть, как скрипучий голос заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и со всей силы схватиться за перила:

— Куды?

— Ч-что? — уточнила я, заикаясь и озираясь в поисках источника голоса.

Конечно, источника я не нашла, но успела заметить, что поверхность ступенек будто рябит под ногами, мерцает.

— Собираиисси куды?

— На экскурсию, — пискнула я, — по дому.

— Тады садись удобно, прокачу, эх, с ветерком! — проскрипело нечто, а под колени мне ударило что-то твердое.

Я взвизгнула и потеряла равновесие. Только упасть мне не дали, будто чьи-то руки подхватили и усадили в деревянные санки с резными дощечками и блестящими полозьями. На подобных любила кататься детвора с горки, что наши мужики сооружали в самом начале холодов.

Я вцепилась в подобие облучка, потому что санки понесли меня вниз по лестнице с огромной скоростью. Выскочили на следующем этаже, а скрипучий голос вещал о том, что находится за закрытыми дверьми, и как терем построен был. Я и половины не расслышала, стараясь не выпасть и не травмироваться. Голова закружилась, а глаза заслезились от скорости.

* * *

Пытка продлилась недолго, в самом низу, у парадных дверей, сани резко затормозили, перестав вещание. Я, не удержавшись, завалилась на бок и плашмя упала на пол, уперевшись в него ладонями.

— Земля, родимая, — прохрипела я, прижимаясь к полу щекой.

Послышался хмык, а я, запоздало осознав, что мой позор кто-то увидел, залилась краской. Но оторваться от пола оказалось выше моих сил, потому что, стоило открыть глаза, как все закрутилось, вызывая приступ тошноты. Я прикрыла глаза и аккуратно села.

— Слабая какая, — фыркнули сани, — только благое дело сделаешь, как все вкось. Уйду я от вас, злые вы.

Деревянные полозья зашуршали по полу, а недовольные скрипы извозчика стали затихать.

— Простите, — пролепетала я, борясь с головокружением.

— Не обращай внимания, молодка, — незнакомый голос лился песней, ласкающей уши, я снова покраснела щеками. Надеюсь, это не смотрится дико с зеленоватым оттенком кожи?

— Фока шустрый и обидчивый, но отходит он скоро, — продолжил вещать голос, а я, наконец, разглядела его обладателя.

Спину покрыл липкий пот, а сама я отшатнулась — на уровне моего лица находилась огромная морда, принадлежащая не то ящеру, не то Горынычу, только блестела на свету и веяло от нее холодом. Морда крепилась к длинному посоху, выполненному в белом цвете с голубоватым отливом. Если бы я не испугалась так сильно, то смогла бы предположить, что и морда и посох сделаны изо льда, как фигуры наверху.

— Не пугайся, деточка, я то тебя уж точно не обижу, — в голосе посоха почудилась забота, — главное, к лицу моему и телу голыми руками или другими частями тела не касайся.

— Почему? — спросила еле слышно, прижав пальцы к губам.

— Потому что я Макару принадлежу и только он может меня коснуться без вреда для здоровья, — пояснил посох, отклоняясь от моего лица, как он мог находиться в вертикальном положении, я даже предположить опасалась.

— Я — Аська, — несмело представилась я, медленно поднимаясь с пола.

— Никодим, — хмыкнул посох, отдаляясь на расстояние вытянутой руки.

— Тут много вас таких? — решила вдруг проявить любопытство, — заколдованных?

— С чего ты взяла, что мы заколдованы? — оскорбился посох, — Макар вдохнул в нас жизнь. Всего-навсего. А не знакома ты только с нашей кухаркой, хочешь, познакомлю?

Я воодушевленно кивнула, мало ли, она окажется обычным человеком, с которым можно будет пообщаться и спросить совета, на всякий случай.

Только мои чаянья не оправдались. На кухне нас ждала обычная себе скатерть. В снежинку. Но, стоило нам войти, как раздался недовольный и наглый голос, напоминающий по тону мою мачеху:

— Чего приперлись?! До ужина еще куча времени! Ходите отсюда!

— Прасковьюшка, — заискивающе позвал посох, подлетев ближе к столу.

Как он ходил, я пыталась не смотреть, чтобы не травмировать себя лишний раз, поэтому предпочитала думать, что он летает.

— Работница наша незаменимая, а я гостью привел, вот, познакомься, это Аська, — продолжил тем временем льстить посох.

— Да нужна мне эта гостья сто лет! — завизжала скатерть, заставляя меня вздрогнуть всем телом и попятиться, — каждый год новые приходять, да уходять. Ох, пошто хозяюшка нас оставила?!

Температура в кухне будто снизилась, а посох заговорил совсем с другим выражением, хлестко, властно и зло:

— Ты болтай, да не забалтывайся. Молись, чтобы хозяин твоих речей не услышал. Сразу окажешься на помойке или на кострище.

Скатерть тут же испуганно замолчала, но через пару мгновений стала уверять, что глупость сболтнула, да не скажет такого никогда более. А я непонимающе хлопала глазами и пыталась прикинуть, что значили слова сварливой кухарки.

Но