Распутанный - Шеннон Мессенджер

Он вздрогнул и замахал руками.

Альвар рассмеялся.

— Ладно, пока обойдемся без Австралии. Когда-нибудь я все равно попробую Тим Тэм. А пока, ты хоть немного приблизился к пониманию того, куда мы направляемся? Потому что, если ты все еще сомневаешься, у меня есть гораздо больше информации о международных сортах блинов, которая, возможно, поможет тебе сузить выбор. Я также подумал, что, возможно, нам стоит потратить день или два на посещение нескольких разных мест, прежде чем мы остановимся на одном. Попробовать блюда. Посмотреть отели. Насладиться музыкой и искусством. Не то чтобы мы очень торопились, верно?

— Я не знаю, — пробормотал Киф.

Чем скорее он уберется из Лондона, тем легче будет притвориться, что Элеоноры где-то там нет. Он сомневался, что сможет увидеть кого-нибудь с рыжими волосами, не подумав: «О НЕТ, ЭТО ОНА!»

— Серьезно, Киф. Ты в порядке? — спросил Альвар, давая понять, что ему нужно научиться вести себя как обычно.

Он попытался придумать какое-нибудь оправдание своему нынешнему настроению, но потом понял, что ему не нужно придумывать большую и запутанную историю для прикрытия.

Ему просто нужно было снова стать тем парнем, который зашел в тот переулок, проведя некоторое время, разглядывая могилы, за которые он чувствовал ответственность, вместо того, чтобы быть парнем, который ушел после того, как на него набросилась мертвая девушка.

— Это было тяжело, — сказал он Альвару. — Но… я рад, что пошел.

— В чем-то разобрался? — спросил Альвар.

— Думаю, посмотрим.

Он направился в ванную и нырнул под душ… и, стоя под струями теплого пара, понял, что ему действительно нужна перезагрузка.

Способ перекалибровать свою жизнь на ту, что была до Элеоноры.

Физически.

Мысленно.

Эмоционально.

И это не должно было быть слишком сложно, поскольку он мог справиться с каждой областью индивидуально.

На самом деле, он начал с физического осмотра, как только вытерся и переоделся в свою любимую голубую фланелевую пижаму. Ему просто нужно было убедиться, что Элеонора не оставила ему синяков, и проверить свою одежду на наличие странных пятен от катания по грязному переулку.

Но потом вспомнил, что ему также нужно привести в порядок свой дневник, так как кто-нибудь мог заметить пропажу страниц, хотя следы от вырванных листов были довольно чистыми.

Спустя полчаса утомительной обрезки он был очень горд тем, каким нетронутым выглядел переплет.

Но ему также нужно было заменить рисунок с могилами.

Он знал, что Элеонора не хотела, чтобы кто-нибудь его увидел, но когда-нибудь ему придется рассказать Фостер, что он был на том кладбище, и она хотела бы, чтобы у него был набросок воспоминаний.

Поэтому он достал цветные карандаши и принялся за работу — нарисовал надгробия меньшего размера, чем в первый раз, и показал более захламленное кладбище. Надеясь, что так будет труднее узнать могилы, если кто-нибудь когда-нибудь туда зайдет. И он ограничился большей частью деталей, упомянув о незабудках, которые принес с собой.

Он также начал работать над ментальной составляющей своей перезагрузки, когда делал наброски, представляя, как показывает рисунок Фостер и пытается придумать, что бы сказать.

Он скажет ей, что принес цветы, чтобы положить их к надгробиям, и, вероятно, обсудит, насколько странной была эта традиция.

Может быть, он также расскажет ей о садовнике, чтобы дать понять, что он был первым человеком, посетившим эти могилы. Тогда они все еще могли бы говорить о том, какой стратегической стратегией руководствовалась его мама, когда выбирала Итана, выбирая человека, по которому никто не будет скучать.

Он мог бы даже показать ей рисунок Британской библиотеки и сообщить, что побывал там, и это не вызвало у него никаких воспоминаний.

Чем меньше он редактировал правду, тем легче было сохранить последовательность изложения.

Но более серьезной проблемой должна была стать эмоциональная составляющая перезагрузки, поскольку известие о том, что Элеонора все еще жива, изменило его отношение практически ко всему.

Так много времени в Лондоне он потратил на поиски двери, которая больше не была зеленой, и на попытки вызвать в памяти несуществующее воспоминание о том, что было внутри письма. И ему нужно было убедиться, что, когда он будет рассказывать об этих заданиях, он будет похож на Кифа, который не знал, что никогда не открывал конверт, и на Кифа, который не слышал, как Элеонора сказала ему, что не винит его в случившемся.

Ему нужно было казаться грустным, разочарованным, сомневающимся в себе, немного отчаявшимся и более чем сломленным — что не должно было быть трудно, поскольку он все еще испытывал все эти эмоции.

Он просто испытывал их по разным причинам.

Он ненавидел то, что Элеонора была там совсем одна, прячась от его мамы.

Ненавидел то, что ему приходилось лгать всем, чтобы защитить ее.

Ненавидел то, что у него не было ни малейшего представления о том, над чем работал Итан, поскольку он был уверен, что это как-то связано со Стелларлун.

Элеонора сказала, что ее отец упоминал что-то о геологии в те последние дни… а разве геология не была наукой, изучающей горные породы?

Киф не понимал, как это может быть совпадением.

И все же из всех этих фрагментов по-прежнему не складывалось ничего полезного.

Так что хитрость заключалась в том, чтобы сопоставить все эти искренние чувства с фактами, которые когда-то были правдой, но теперь немного устарели, а затем поделиться только устаревшей версией истории.

Это определенно повредит его мозгу.

Но Киф был уверен, что справится с этим.

Ему просто нужно было попрактиковаться.

Прокручивая в голове эти истории снова и снова.

И ему нужно будет сделать то же самое, когда придет время скрыть тот факт, что он столкнулся с Альваром.

— Ты там в порядке? — спросил Альвар, просовывая голову в дверной проем. — Я думал, ты вернешься, чтобы обсудить возможные города.

— Извини, — сказал Киф, откладывая цветные карандаши. — Я хотел убедиться, что записал свои воспоминания.

Альвар кивнул.

— И полагаю, ты все еще не хочешь говорить об этом?

— Пока нет.

Только после того, как он отрепетирует это еще несколько раз.

— Хорошо, тогда я, пожалуй, пойду немного посплю, — сказал ему Альвар. — Уже довольно поздно. А завтра будет важный день, не так ли? Нужно много собирать и планировать. Может быть, даже совершить небольшую поездку в город, о котором я собирался тебе рассказать. Я приберегу большую часть рекламной кампании на утро. Но скажу всего два слова: блинчики с чуррос.

Киф рассмеялся, когда Альвар изобразил, как роняет микрофон.

— Да ладно, ты же знаешь, что нам нужно это