Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

является источником угрозы, как его плечи расслабились, из голоса исчезли грозные интонации. Он выглядел как драный кот, победивший в уличной драке и мгновенно разомлевший, едва его коснулись лучи ласкового солнышка. Луций пока вяло сопротивлялся накатившему ощущению неуместного уюта, но тоже уже готов был капитулировать.

Во внешнем дворе виллы на него обрушились сотни запахов – горячего хлеба и кипящего на огне наваристого супа, мыльного корня и свежей браги, маринадов и сладких уваренных фруктов. Десятка два рабов сновали туда-сюда, занимаясь делами. Здесь, на территории хозяйской виллы, словно бы развернулась небольшая деревня. Двор тихо гудел, как улей. Из бараков слышался стук ткацких станков и негромкое женское пение. Чуть поодаль, в загонах, кудахтали куры и блеяли козы. Тут и там трещали костры в аккуратных, выложенных камнями очагах. Коптильни источали пряный дух мяса и рыбы. В крытых верандах солили овощи и мясо, готовили домашнее вино, очищали мед от воска и тут же варили с ним мармелад из айвы. Вилла готовилась к скорой зиме. И от этих простых ритуалов веяло детством и покоем.

Луций не смог подавить зевок. Его тело попросту отказывалось сохранять бдительность. Радостный щебет Биолы над ухом, запахи еды и накопившееся тепло двора, укрытого от ранних холодных ветров высокими стенами, делали свое дело. Луция охватила усталость, сладкая и томная, с какой человек ложится в постель после тяжелого дня, предвкушая глубокий спокойный сон. Он отчетливо ощутил, как безбожно смердит его дорожная одежда, как желудок сводит от голода и как наливается свинцом каждая мышца в теле. Пожалуй, он пережил бы еще одну атаку дезертиров, одуревших рабов, да хоть клехтов – но не вероломное нападение куриного супа и горячей бани.

Луций повернулся к Байби и закивал, поддерживая Терция.

– Баня, еда, – проговорил он, безуспешно борясь с очередным сводящим челюсть зевком, – и, молю, чистая одежда.

* * *

Луций медленно погрузился в бассейн и заурчал от удовольствия.

– О боги, до чего хорошо, – выдохнул он, – за такое и помереть не жалко.

Мышцы загудели и словно растаяли. Луций разогнал руками небольшую волну. Купальня была простой, по типу солдатских. С одним бассейном и нагретой вручную водой. Луций словно заново обрел чувство собственного тела. Всего, целиком. Вода вымыла из головы все мысли и оставила только ощущения.

– Недурно, – Терций погрузился в бассейн у соседнего бортика с головой, вынырнул и встряхнулся как пес, – но помирать за лохань горячей воды я пока не готов. Объясни мне, какого ляда тут…

Луций устало приложил палец ко рту и качнул головой в сторону входа. Он не знал и даже не мог предположить, что именно происходит на вилле и для каких таких секретных дел Арвина поместил сюда Барбуса. Пока его волновали только грязноватые круги, расходившиеся от него в воде. Он прикрыл глаза, собираясь с силами, чтобы потянуться за губкой. Пахло влажным деревом, мылом и сладким орехом. Шрамы на груди и животе приятно зудели. Хотелось продлить эти ощущения на бесконечное долго.

Волевое решение приняться наконец за мытье родилось не из желания раскрыть тайны виллы и даже не из фантазий о будущем, а из банального голода.

Терций приводил себя в порядок по бойцовской традиции – скребком и маслом. Он вылил на себя едва ли не весь бутылек, и помещение заполнилось тяжелым сладким ароматом виноградных косточек. Луций укоризненно покосился на Терция, но тот лишь довольно улыбнулся. Луций предпочел мыло. Ему нравилось ощущение скрипящей от чистоты кожи. После двух кошмарных дней в поту и пыли оно казалось божественным.

– Спинку потереть? – хохотнул Терций.

Луций швырнул в него обмылком и усмехнулся.

– На хер бы тебе не пойти?

Он отмыл кожу и прочесал волосы, выбрав из них мелкий лесной сор. Стоило бы все-таки постричься, когда будет время. В отличие от гладкой талорской гривы Орхо, его собственные мягкие локоны, стоило оставить их без внимания, сбивались в колтуны. Раскрасневшийся, с горящей кожей, Луций выбрался из бассейна и облился остывшей водой из ведра. Он протер запотевшее обшарпанное зеркало в углу и взглянул на свое отражение.

Ему вспомнилось, как раб, имя которого уже стерлось из памяти, плел ему косы на виске в начале осени. Луций тогда примерял горловую броню и думал, как бы выглядеть достаточно небрежно и аккуратно одновременно во время первого визита в курию. Сейчас из зеркала на Луция смотрел кто-то совершенно другой. Небрежность явно победила. Оливковая кожа огрубела. Отросшие мокрые волосы разметались по плечам. Лицо неуловимо изменилось, стало резче и словно бы злее. Лед собственных глаз пугал. Тело из просто худощавого сделалось жилистым и крепким, с характерным пружинистым напряжением в шее, какое бывает у военных, наемников и бойцов. Это были странные месяцы.

– Да хорош, Нарцисс, что ты там разглядываешь. – Терций уже натянул тунику и подошел к Луцию. Его кожа блестела от масла и капель влаги. Он поймал взгляд Луция через отражение и понизил голос. – Надеюсь, у тебя есть план.

– Зря надеешься.

– Жаль. Люблю планы.

Луций наскоро сбрил слегка отросшую щетину и принялся одеваться.

– Если Байби думает, что я в курсе происходящего, пусть продолжает так думать. С остальным разберемся.

Терций кивнул.

– Но сначала жрать.

– Первым делом.

Свежий воздух стянул распаренную кожу и прояснил мысли. Луций застал Барбуса за разговором с пчельниками. Те процеживали мед с помощью чистой ветоши и тут же сплавляли воск в большом котелке над углями. Рядом мальчишка следил за греющимися на паровой бане вскрытыми сотами и расставлял их стекать в широкие корыта. На лице Барбуса читался неподдельный интерес.

– Никогда не видел, как это делается, – сказал он, когда Луций тронул его за плечо, – я почти уверен, что это тоже какая-то форма магии. Вообще, все это ужасно интересно. Ты вот знал, что пчел окуривают дымом?

– Зачем?

– Чтобы не кусались, – Терций снял с ветоши кусочек соты и отправил в рот, – вы, маги, как дети малые, честное слово.

– А где, по-твоему, рождаются пчелы? – с любопытством спросил у него Байби.

– У богов, где же еще, – пожал плечами гладиатор, – есть-то будем? Ты обещал ужин.

– Он готов, – Байби улыбнулся и облизнул палец, – сразу предупреждаю, вино здесь премерзкое, а тиришарских специй, которые могли бы его спасти, у меня нет. Добавляю собственно мед.

– Переживу, – с деланой скорбью вздохнул Терций, – но за этого золотого мальчика не ручаюсь. У патрициев вкусы тонкие.

Байби заржал. Луций сжал губы, скрывая улыбку.

Он был рад, что Байби не заботило, что общего у патриция с гладиатором из ям. В сущности, сам Барбус