Ступени над Бездной. Том 1 - Баобэй Мэйжэнь

Ши Хао плохо помнил лицо матери Хай Минъюэ, но знал, что она была похожа на богиню Гуаньинь. Гуаньинь была одной из немногих небесных чиновников, которые жалели Ши Хао после его провального переворота. Гуаньинь не участвовала в делах Небесного Двора, она любила летать над землей на облаке и благословлять нуждающихся в помощи людей. Она не поддержала Ши Хао, но воспоминания о ней у него остались самые теплые, точно она тоже была его матушкой.

Он нарисовал что-то очень похожее на богиню Гуаньинь и сказал:

– Твоя матушка выглядела как-то так.

«Хай Минъюэ» аккуратно взял портрет в руки, чтобы не размазать чернила, и стал завороженно смотреть на изящные линии, образующие милосердное круглое лицо богини.

– Это очень красиво, – произнес он наконец. – Я тоже должен подарить тебе картину. Я нарисую кого-то, кого можно считать моим отцом.

Ши Хао повесил портрет Гуаньинь над столом и стал наблюдать, как юноша вырисовывает изящные линии. Художественный стиль Ши Хао был довольно прост и минималистичен, он не утруждал себя деталями, которых не помнил, чтобы не рисовать отсебятину, довольствовался наипростейшим результатом, который соответствовал его ожиданиям. Ему хорошо давались искусства, но много времени он на них не тратил, потому что считал, что развивать более практичные навыки полезнее. Хай Минъюэ, однако, был очень внимателен к деталям. Он был перфекционистом, делал все медленно, но качественно, искренне наслаждаясь процессом. Когда возникали трудности, он решал их молча и не жаловался, а когда достигал успеха, то никогда не хвалился.

«Хай Минъюэ» потратил целый час на портрет и в конце концов показал его Ши Хао. На бумаге был изображен великолепный бог с белыми волосами и мечом в нефритовых ножнах. На его губах играла легкая улыбка, а облик был безупречен.

– Ян-сыцзюнь? – улыбнулся Ши Хао, переведя взгляд на «Хай Минъюэ». Тот кивнул.

– Ян-сыцзюнь обеспечил меня, когда у меня ничего не осталось, он дал мне работу и место в обществе, – с улыбкой произнес «Хай Минъюэ». – Он справедлив и надежен, поэтому я считаю его своим отцом.

Ши Хао взял портрет Ян-сыцзюня и прикрепил его к стене рядом с портретом Гуаньинь. «Хай Минъюэ» затем спросил:

– Могу я нарисовать еще кое-кого?

Ши Хао кивнул:

– Тогда и я нарисую.

Через какое-то время Ши Хао закончил рисунок Пьяницы Сюя. Он был изображен так, как Ши Хао лучше всего его помнил, – с чаркой вина на крыльце своего дома. Он терпеливо ждал, пока «Хай Минъюэ» дорисует, и с удовольствием разглядывал его сосредоточенный профиль.

Прошла целая вечность, которая для Ши Хао пролетела как миг, и наконец портрет был дорисован. «Хай Минъюэ» трепетно вручил его Ши Хао.

– О, – выдал Ши Хао, усмехнувшись. – Это кто, твой названый дядя?

– Мой учитель, – сказал «Хай Минъюэ» без гордости. – Было бы несправедливо нарисовать Ян-сыцзюня, но забыть про чиновника Чжана. Когда я был юн, он обучал меня кодексу проводника душ и основам совершенствования. Он внес большой вклад в мое воспитание.

Чжан Минлай ехидно улыбался с портрета и тоже держал в руке чарку с вином. Ши Хао посмеялся. Таким образом на стене появилось четыре портрета.

– Должны ли мы нарисовать Чэн-эра? – размышлял вслух Ши Хао. – Нет, пожалуй, не стоит. Это место поклонения родителям.

– Чэн-эра? – переспросил «Хай Минъюэ».

– Ты помнишь Чэн-эра?

– Смутно. Мое тело только что вернуло часть воспоминаний, я не успел еще осмыслить их как следует.

Ши Хао поддерживающе улыбнулся ему.

– Ты помнишь, что я уже был здесь, верно? Мы совершали поклоны перед этим самым столом.

«Хай Минъюэ» коротко кивнул.

– Ты хочешь совершить их еще раз? – уточнил Ши Хао. – У меня такое чувство, будто я вломился сюда, толком не объяснившись, а ты такой вежливый, что не знаешь, как меня спровадить.

– Нет, это вовсе не так, – ответил «Хай Минъюэ». – Чем дольше я смотрю на тебя, тем больше вспоминаю, как мы проводили здесь время. Я доверяю тебе и со всем согласен. Давай совершим заново три поклона, чтобы между нами не было недосказанностей.

Как и в первый раз, они воскурили благовония перед четырьмя портретами родительских фигур и отбили три церемониальных поклона.

– У тебя все еще лежит тут гуцинь? – спросил Ши Хао после того, как они обменялись многозначительными взглядами.

«Хай Минъюэ» счастливо закивал и исчез в соседней комнате, где хранил гуцинь. Ши Хао перевел взгляд на портреты. Ему показалось, что Пьяница Сюй ему подмигнул, Ян-сыцзюнь снисходительно прикрыл глаза, милосердная улыбка Гуаньинь стала шире, а Чжан Минлай стал выглядеть пьянее.

– Что, подглядываете? – усмехнулся он и скрестил руки на груди. – Ну глядите, глядите, как ваши дети веселятся.

Когда «Хай Минъюэ» вернулся в комнату, бережно держа на руках семиструнный гуцинь, на его лице сияла счастливая улыбка, точно этот юноша с алой меткой феникса на лбу вернулся в состояние гармонии. За окном впервые выглянуло солнце.

Он пригласил Ши Хао выйти на крыльцо и поиграть на инструменте под шум деревьев. Ши Хао припомнил, что Хай Минъюэ не любил сидеть подолгу взаперти, ему нравилось куда больше заниматься делами на свежем воздухе при любой погоде. Ши Хао согласился.

– Может, мы поиграем в нашу старую игру? – предложил Ши Хао с улыбкой, когда они уселись друг напротив друга на крыльце, а «Хай Минъюэ» установил перед собой гуцинь на столик. – Ты помнишь ее?

«Хай Минъюэ» растерянно мотнул головой.

Ши Хао не стал его ругать, а подвинулся ближе. Несмотря на то что гуцинь лежал для него вверх ногами, он сыграл три несвязанные ноты.

– Эта игра состоит в том, что один человек называет три основные ноты, а второй сочиняет по ним мелодию. Ты не забыл, как играть на гуцине, надеюсь?

«Хай Минъюэ» со скромной улыбкой мотнул головой.

– Мой учитель научил меня. Думаю, мои навыки стали даже лучше, чем прежде. Вот послушай.

Его тонкие длинные пальцы, словно выточенные из белого нефрита, коснулись струн. Мелодия, которую он сыграл, была гармонична и в каком-то смысле даже гениальна – Ши Хао не помнил, чтобы кто-то, кроме Цзин Синя, мог связать эти три ноты в простой и приятной на слух мелодии.

Восхищенный, он захлопал в ладоши. На его сердце распустились цветы.

– Прекрасно! Талантливее тебя нет человека. Я счастлив, что породнился именно с тобой, ведь ты и правда лучший из лучших, как любили говорить.

«Хай Минъюэ» смутился.

– Чтобы придумать такое непростое задание, надо обладать острым умом. Навряд ли я сумею превзойти тебя.

– Я приму от тебя задание любой сложности. Твоя очередь.

«Хай Минъюэ» немного подумал, затем