Мертвые земли Эдеса - Софья Шиманская

Тот подчинился мгновенно, хоть и неохотно. Гало заворчал, растирая локоть.

– Никаких скидок, – бросил он сердито, – и если увижу опять на кухне, будешь с госпожой объясняться. Забирай своего отморозка. Тебе в шестую комнату на втором этаже.

– Передавай привет Сайне, – пропел Луций и двинулся вверх по устланной серебристым ковром лестнице.

Чтобы подняться на второй этаж, нужно было пройти через просторный общий зал. Здесь пахло сладкими духами, крепким вином и лицемерием. Фривольно одетые юноши и девушки разносили гостям вино, жеманно улыбались, присоединялись к беседам и то и дело под разными предлогами уходили с кем-то из клиентов в отделенную тяжелым занавесом, скрытую от глаз часть заведения.

Раб на входе вежливо поклонился Луцию и занес его имя в список. Луций прошел мимо мраморных лож, вежливо кивая знакомым и деликатно игнорируя высокопоставленных патрициев сенаторского ранга, которые отдыхали в окружении девиц лет на семьдесят их младше.

Не удержавшись, Луций подхватил с длинного стола с закусками пару начиненных воздушным мясным суфле маленьких булочек. Перешагивая через ступеньки, он поднялся на второй этаж, воровато оглянулся и передал одну из них Орхо.

– Милость хозяина, – насмешливо шепнул он, – за хорошее поведение.

– Моя благодарность не знает границ. О, это утка?

– Ага, с черносливом, – с набитым ртом закивал Луций, – ешь быстрее, а то меня заставят платить за двоих.

Он успел смахнуть крошки с подбородка Орхо, прежде чем из-за угла вышла пара посетителей, и поспешно двинулся вдоль коридора. Мягкие темные ковры гасили звук шагов. Вдоль стен на пронумерованных дверях тускло мерцали Печати Тишины. Сюда посетители Лотии приходили, чтобы в приятной обстановке обсудить частные вопросы или просто провести время в узком кругу. Луций легко нашел нужную комнату: возле нее стояло два внушительных бугая, вооруженных короткими мечами, – значит, Праймус Арвина уже прибыл.

Луций прошел мимо охранников, которые равнодушно покосились на него и чуть более настороженно – на Орхо. Вся компания была уже в сборе, и Луций с удовлетворением отметил, что явился последним.

– Луций! – Праймус подскочил, споткнулся о столик и рухнул обратно на подушки. – Месяц тебя не видел, ты куда пропал?

Он был, как всегда, очарователен со своей смущенной улыбкой, теплым румянцем и лучистой щенячьей радостью во взгляде – того и гляди завиляет хвостом. Вихрастые светлые волосы, большие золотистые глаза с пушистыми длинными ресницами. Праймус нравился всем. Кроме, пожалуй, собственного отца, который считал его наивным дурачком.

Он был единственным наследником семьи Арвина – древней, как сам Эдес. Его отец берег его и охранял, как фамильную драгоценность. Когда Луций впервые встретился с Праймусом, он отпустил ехидный комментарий о его имени: дескать, первый и единственный. Он уже был готов схлестнуться в словесной перепалке или дать деру от охранников, но Праймус рассмеялся и пошутил, что каждый год на день рождения просит отца поменять ему имя, да тот слишком в себя верит. Так и подружились.

– Я не пропал, просто у кого-то слишком короткий поводок, – Луций развалился на свободном ложе триклиния и жестом велел Орхо встать за его спиной, – мы с Марком отлично повеселились на Средних улицах.

Марк, который лежал напротив, поперхнулся вином и позеленел.

– Да уж, – прохрипел он, прожигая Луция взглядом.

– Что же вы нашли на Средних улицах? – Мелодичный голос, нежный, как урчание довольной кошки, заставил Луция улыбнуться. – Неужели наш дом чем-то разочаровал вас?

Луций перевернулся на живот и со всем возможным почтением кивнул девушке, которая устроилась на том же ложе, где сидел Арвина.

– Салве, Прекрасная. Прости мне мою грубость. Лотия не может разочаровать. Просто у меня ужасный вкус.

Госпожа Талия приняла комплимент заведению с кокетливой и чуть надменной улыбкой. Первая красавица Эдеса, роза среди грязи, драгоценная невинная дочь госпожи Клио всегда выглядела как сошедшая с небес богиня. Большие, глубоко посаженные глаза изумительного цвета первой весенней травы смотрели на мир с какой-то всепоглощающей нежностью, от которой даже у Луция иногда бежали мурашки по коже. Праймус же и вовсе готов был упасть на колени и возносить ей молитвы до конца своих дней.

– Зачем ты это приволок? – хмуро спросил Марк, покосившись на Орхо.

– Захотелось, – Луций потянулся за кувшином с белым вином и наполнил чашу, – у меня нет толпы ликторов, как у нашего юного магистрата. О чем вы говорили, пока я все не испортил?

– О Мертвой Земле, – прокашлявшись, сказал Праймус, – пятно на владениях Малтинов расширяется. Не везет им с территориями. Это уже третье, расползлось почти на милю и уничтожило виноградники.

– На милю? – Голос Талии затрепетал. – Сколько же людей там жило? Это ужасно! Впрочем… мне страшно любопытно взглянуть на Мертвые Земли.

Марк перестал сверлить Орхо взглядом и недоуменно уставился на нее.

– Зачем?

– Мне кажется, это танец Хаоса… – протянула Талия, мечтательно прикрыв глаза, – в Хаосе есть нечто завораживающее, вы не находите? Поэты воспевают очарование смерти, человеческую душу тянет к пустоте.

– Ничего интересного там нет, гниль да черная плесень, – отрезал Центо.

– Я согласен, в них есть что-то величественное, – закивал Праймус, – когда я впервые увидел их, я словно коснулся неведомого, а это заставляет больше ценить жизнь.

Луций округлил глаза и едва сдержал смех.

Праймус в жизни своей не выезжал за пределы города и Мертвые Земли мог видеть разве что во снах.

– О, а когда это было, напомни? – задумчиво протянул он, гоняя вино по чаше.

– Мне было пятнадцать, – с нажимом сказал Праймус и выразительно посмотрел на него, – помнишь, я уезжал на несколько месяцев в Лирак?

Луций одарил его долгим насмешливым взглядом и сжалился.

– Ах да, помню, – кивнул он, – ты же звал меня с собой, но я отказался. Не люблю Лирак. Слишком жарко.

– А я где был? – озадачился Марк.

– Со мной. Мы все лето тренировались.

– Я не помню…

– Ты еще сломал мне ключицу.

– Я ломал тебе ключицу?

Луций вздохнул. Врать Марк не умел категорически.

Чтобы сменить тему, Праймус бойко заговорил о поэзии и смерти. Луций пару раз поправил его, когда тот ошибся в цитатах, но обсуждать изысканный слог ему наскучило еще в риторической школе.

А вот наблюдать за тем, как друг распускает перья перед Талией, было увлекательно. В споре с Марком об эпосе тот небрежно бросался разгромными аргументами и украдкой поглядывал на девушку, чтобы понять, оценила ли она его красноречие. Иногда, засмотревшись на нее, он терял нить разговора и густо краснел. Сиял как солнечная колесница, когда Талия одаривала его нежной улыбкой. Он был влюблен по уши и ужасающе