Павшая луна: комплект из 2 книг - Джим Чайковски

Так что это внезапное изменение иерархии явно пришлось Маришу не по вкусу.

В то время как Джубайр – бо́льшую часть времени заключенный в цитадель вместе со своим отцом – своими глазами видел, как Аалийя расцветала, превращаясь в ту Розу, которой она стала сейчас, Мариш не был свидетелем ее превращения из ребенка в блестящую молодую женщину. Вместо этого он витал в облаках вместе с Пактаном, оставив двух других своих братьев на земле.

Джубайр сосредоточил свое внимание на Марише.

– Мы отправимся в полдень. И будем судить обо всем сами. Это понятно?

По залу разнесся согласный ропот, лишь усиливаясь по мере своего распространения. Но Джубайр ждал ответа еще от одного из присутствующих.

После долгого вдоха Мариш медленно кивнул – хотя выглядело это так, словно у него сломана шея.

Джубайр выпрямился – застежка тяжелого плаща сдавила ему горло еще сильней.

– Решено, – объявил он. – Мы отправляемся в Экс’Ор.

Глава 73

Канте смотрел, как последние участки туманной Майрской чащобы исчезают под килем стрелокрыла. Он помнил, как страстно желал скрыться под ее темным пологом, сложить с себя государственные обязанности и жить простой жизнью следопыта. Этому не суждено было сбыться. Эти леса и надежды остались позади.

Теперь перед ним расстилалось обширное лоскутное одеяло из зеленых полей, пастбищ, ферм, виноградников и фруктовых садов. Открытые пространства простирались до самого горизонта и казались бесконечными. Обширные участки земли разделяли пересекающиеся между собой каналы. Их воды отражали слабый свет зари, превращая их в серебристые прожилки.

– М’вен, – произнес Рами, который сидел напротив Канте у того же окошка. Голос у него был угрюмым. – Щедрость этого края утоляет безграничный голод Вечного города.

Мрачное расположение духа Канте полностью соответствовало настроению клашанского принца. «Совсем не так ты желал бы показать мне эти земли…»

Казалось, целую вечность назад, на балконе у Рами, его друг выразил желание взять Канте с собой в этот самый М’вен, чтобы вместе с ним полюбоваться на цветущие поля табака.

«Теперь все изменилось».

Он бросил взгляд на Аалийю, которая устроилась рядом с Тазаром, положив голову ему на плечо. Тот обнял ее одной рукой, словно пытаясь защитить от бури событий.

– Из Аалийи вышла бы великая императрица, – сказал Рами. – Если разрешат.

– И все же она не выглядела особо радостной, когда Тихан предложил ей корону. Насколько я помню, у нее и Тазара были амбиции покончить с жестокой тиранией императоров – только вот теперь она должна сама взять на себя эту роль.

– Венец может натирать ей голову, но у нее появится возможность многое изменить, разорвать цепи, попытаться остановить развал империи, приходящей в упадок.

Канте кивнул:

– Я не сомневаюсь в ее добрых намерениях. Легко желать такой цели – даже бороться за нее, – но как только бразды правления оказываются в твоих руках, возвышенные мечты сразу же обременяются суровой реальностью.

– Например, в виде необходимости встретиться лицом к лицу с моими братьями и имперским советом.

Канте прочел на лице у Рами явную тревогу.

– Как твои братья воспримут такое заявление?

– Не возьмусь сказать. Хитрая затея Оракла может закончиться тем, что всех нас просто убьют. Это если мы вообще можем ему доверять. Он отягощен секретами не меньше, чем вся эта бронза.

Канте медленно кивнул и уставился на дверь рулевой рубки. Тихан исчез за ней сразу же после того, как Аалийя закончила свое длинное послание. Потребовалось несколько свитков пергамента, чтобы изложить суть ее предложения. Хотя Канте сомневался, что даже всего пергамента в мире хватило бы, чтобы воплотить его в жизнь. Любой успех сейчас зависел от повредившегося умом императора и кукловода, который дергал его за ниточки.

Тихан отнес свернутое и запечатанное послание Аалийи в рулевую рубку, где прикрепил его к почтовой вороне и выпустил ту через окно в сторону Кисалимри. А после этого остался там, внутри, оставив по эту сторону двери целое множество вопросов.

Сидящие позади Канте Фрелль с Пратиком обсуждали и обдумывали сотни тем, касающихся Спящего из Мальгарда, то и дело вступая в спор. Для Канте их разговор сливался в какой-то неразборчивый бубнеж. В какой-то момент они попытались втянуть в свою дискуссию и его, но он лишь отмахнулся от них. Для него все это было не более чем сотрясением воздуха и пустопорожними гаданиями. Любые верные ответы были запечатаны в бронзе в передней части корабля.

Канте предпочитал брать пример с Ллиры, которая безмятежно ковыряла под ногтями кончиком большого ножа. Шут и Мёд дремали неподалеку. Рисийки тоже прекратили свою игру с кинжалами и с задумчивым видом притихли.

– Как там твой отец? – спросил Канте у Рами, слегка поморщившись и зная, что это больной вопрос для принца.

Рами выгнул шею, чтобы посмотреть в сторону кормовой каюты.

– Когда я уходил от него, он уже заснул. Но я должен…

Дверь позади них с треском распахнулась, и из-за нее вырвался император Маккар, обалделый и взъерошенный. Судя по влажному пятну в промежности, он обмочился. Выбежал император с яростным криком. В спешке он споткнулся о стол и с грохотом растянулся на полу головой вперед.

Рами бросился к нему:

– Отец!

Маккар откатился в сторону, подняв руки:

– Кто вы все такие? Где я?

Он явно пребывал в замешательстве, но слова эти прозвучали повелительно и твердо – призрак той власти, которой он недавно обладал.

– Это Рами… твой сын.

Его сестра поспешила к нему, увлекая за собой и Тазара.

– Отец, это Аалийя! Я тоже здесь!

Маккар все качал головой, тяжело дыша и по-прежнему никого не узнавая.

Дверь рулевой рубки за спиной у Канте со стуком распахнулась, и прежде чем он успел повернуться, в разделяющем их пространстве молнией промелькнул Тихан, демонстрируя завидную скорость та’вина. Оракл протолкался сквозь остальных.

– Позвольте-ка мне, – сказал он, останавливаясь и опускаясь на колено рядом с Маккаром.

Бронзовые пальцы коснулись лба императора. От их прикосновения тот рухнул на палубу, испустив легкий вздох облегчения.

– Простите, – сказал Тихан, вставая лицом к остальным и поднимая руку. – Я отвлекся.

Все попятились, опасаясь такого же прикосновения.

Он опустил руку.

– Мне нужна была минутка тишины, чтобы поразмыслить над переменными, которые ждут нас впереди. За последнее время так много всего изменилось, и я хотел убедиться, что мои расчеты и предположения не отклонились от курса.

Рами остался рядом с отцом:

– Что ты с ним сделал?

Аалийя кивнула:

– Ты должен дать нам кое-какие объяснения.

Канте быть с этим явно согласен, хотя и сосредоточился на более насущном вопросе:

– Ты можешь сделать такое с кем-нибудь из нас?

Тихан покачал головой:

– Нет. Мне потребовалось пять десятилетий кропотливых манипуляций, чтобы постепенно добиться такой власти над императором. Закрывая один путь в его сознании… Открывая другой… Меняя местами еще несколько… Мне пришлось внести в его мозг миллион крошечных изменений, чтобы суметь подчинить своей воле.

– При помощи чего-то вроде обуздывающего напева? – спросил Фрелль.

Тихан поднял к глазам свои бронзовые пальцы:

– У Корней этот дар довольно слаб. Оси в этом смысле гораздо сильней. А у Крестов он просто пугающий. Каждая каста наделена своими собственными уникальными навыками, чтобы отвечать нашим общим потребностям. Пусть Шийя и лучше владеет обуздывающим напевом, но она не может расплавить свою форму так, как это могу я.

– Каждый на своем месте, каждый в своей чести, – произнесла Аалийя, цитируя старую клашанскую пословицу об их строгой кастовой системе. – Та’вины мало чем в этом смысле отличаются.

– Полагаю, так оно и есть, – признал Тихан. – В то время как мои навыки мысленного общения весьма сильны, мой синмельд – или дар обуздывающего напева, как вы это называете, – довольно слаб. Я едва могу испускать сияние кончиками пальцев. Вот потому-то у меня и ушло целых пятьдесят лет, чтобы хоть как-то обуздать Маккара.

– Но зачем это понадобилось? – спросил Канте.

– Я предвидел будущее, в котором власть над императором