В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

Размытая комната освещалась жарким солнечным светом. Клеменс сидела на пуфе так, будто то был трон, и скучающе оглядывала обстановку.

– Это мы уже выяснили. Итак, давай по порядку. Опрометчиво было приезжать в Гриндельвальд. Ты бы сразу сдалась итейе с тем же успехом. Но теперь это неважно. Я буду говорить, ты слушать. Поняла? – Нет. Но я кивнула. – Фидэ хранит память каждой предыдущей хозяйки, а когда та умирает, находит себе новую. Как ты могла догадаться, твоей предшественницей была я. Если не хочешь умереть, придется выполнять некоторые мои указания. Кстати, где это мы?

Я непонимающе огляделась. Все было знакомым и незнакомым одновременно. Когда дымка спала, отчетливо стало видно убранство спальни.

– Это моя комната в доме бабушки, – прохрипела я.

– Мило. Идем дальше. Итейе – охотники. Их единственная цель жизни – убить нас.

Я нервно выдохнула и потерла виски. Казавшееся поначалу забавным, стало пугать и раздражать. Клеменс хмыкнула, привлекая мое внимание, и вздернула бровь, недовольно поджав губы. Затем медленно выдохнула и постаралась расслабить лицо.

– Одно дело – просто бредовые сны. Другое – бредовые сны, в которых понимаешь, что спишь. Уже скучаю по погоням и несвязной белиберде…– проворчала я.

– Одно дело – понимать, что спишь, другое – настолько узколобо отрицать, что с тобой что-то происходит.

– Со мной происходит то, что я теряю связь с рассудком. Но упорно продолжаю делать вид, что это не так, – я вскинула руки, демонстрируя, как взрывается моя голова.

– Потратить столько лет, чтобы оказаться запертой в сознании пустоголовой девицы… Хорошо. Мне все равно, веришь или нет, но ты должна знать некоторые важные вещи. В нашей памяти есть сокрытые особым заклинанием воспоминания о боли, болезнях, смерти… Приятного мало, очевидно, они спрятаны не просто так, жуткие вещи, сама понимаешь. Не советую открывать, если дорожишь здравостью рассудка и не хочешь познать боль тысячи смертей. Сейчас самое важное: не применяй фидэ. Пока не поправишься, не применяй фидэ.

– Бред… Глупый сон… – отмахнулась я как от мухи.

Глупый сон растаял быстрее, чем я успела вздохнуть. Резко открыв глаза, живо присела на кровати, голову пронзила адская боль. Коснувшись висков, обнаружила, что по окружности наложен бинт. Помещение, в котором я проснулась, казалось совершенно незнакомым. Вновь меня охватило дежавю такой силы, что стало подташнивать.

– Рори? – осторожно позвала я.

Когда в комнате за приоткрытой дверцей узнала ванную, поняла, что мне смертельно нужно в туалет. Поднявшись как можно мягче на подкашивающихся коленках, я дошла до уборной. Просторная, ясная комната будто дышала солнечным светом. Чистота и стерильность настораживали.

Быстро заперла за собой дверь, расправилась с нуждой и осмелилась подойти к зеркалу. Потрепанная, в чужой футболке, – мне стало тошно от себя, и я тихо удрученно захныкала. Бинт не добавлял эстетики, сковывал движения и совершенно мне не нравился, потому быстро нашла кончик и, не без труда разорвав узел, стала неспешно разматывать.

Я ожидала увидеть все что угодно. Но не невредимую голову, на которой, кроме грязи и запекшейся крови на рыжих волосах, не было ни следа от каких-либо травм.

Когда кто-то опустил дверную ручку и попытался войти, сердце нервно подпрыгнуло. Я поискала глазами место, где можно было бы спрятаться, но, кроме ванны ничего не нашлось. Осознание глупости той затеи настигло не сразу. Не зная, куда пристроить трясущиеся, липкие от пота руки, быстро заправила волосы за уши, поправила одежду, а когда стоявший за дверью постучался, вновь подпрыгнула.

– Все хорошо? – смутно знакомый мужской голос говорил в самую расщелину между дверью и стеной. – Ты как?

Я тихо подобралась ближе, стараясь сделать свои шаги более незаметными.

– Если ты планируешь там прятаться, очень зря. Мы в моем доме, я могу войти в любую комнату. Откроешь сама или тебе помочь?

В замешательстве я держала руку на дверной ручке, пытаясь объяснить самой себе, что не могу не впустить хозяина дома в его уборную. Промелькнули мысли о похищении, сердце ухнуло в пятки.

– Где я? – прокричала я через дверь.

– У меня дома.

– Кто ты? Почему я тут?

– Ты сильно ударилась в горах. Я тебя нашел и привез себя. До больницы могла недотянуть. Док приходил, осмотрел и наложил бинт. Кстати, мочить его не советую.

Его слова смахивали на правду. Хотя и оставалась вероятность, что по голове меня мог огреть именно он, в вариант с падением в горах я верила больше, зная свою расторопность. Зажмурившись, не дав времени на отступление, я открыла дверь и застыла на месте, ведь совершенно не ожидала увидеть перед собой по меньшей мере шкаф. Шкаф с обнаженным торсом. Чтобы посмотреть в его лицо, мне пришлось задрать голову кверху на максимум. Тогда и вся моя бравада вмиг улетучилась.

– Впустишь? – он вскинул брови.

Усмиряя неугомонное сердце, разогнавшееся от страха и тревоги, я молча шагнула из уборной, уступив парню дорогу. Подыскивая подходящие объяснения, почему не бросилась бежать в тот же миг, когда он вошел внутрь, особенно громко щелкнув замком, присела на кровать и постаралась прикрыть коленки. Вместо событий прошедших дней в голове роились беспорядочные воспоминания, они носились обрывками фраз, разорванными полотнами, разбитыми кусочками. Отчетливо помнила бесконечный страх, он постоянно сидел на кончиках пальцев, делая руки холодными. Он стал постоянным спутником, вошел в привычку, а в тот момент я словно забыла, как его ощущать. Если бы просто вырезали такое чувство, либо оно перегорело, как старый двигатель, или атрофировалось за ненадобностью.

Очередной щелчок дверного замка вывел из оцепенения, в которое я погрузилась, сама того не замечая. Я была заторможена, медленно понимала, что Томас говорит, да и в целом где находится. Странный. Был в ванной, а теперь здесь – передо мной, потирая влажные волосы, глядит так, будто ждет ответа.

– Как ты себя чувствуешь? – повторил он, скручивая полотенце.

– Хорошо, – просипела я.

– Доктор не рекомендовал снимать бинт. Зря ты это, – показал пальцем на мою голову.

– Что произошло? – выпалила я, игнорируя его наставления.

Томас уставился на меня, изучая лицо несколько секунд, растянувшихся на целую вечность.

– Ты упала со скалы.

– Со скалы?

– Мгм.

Его «мгм» звучало, как горный ветер, или сам снегопад, или теплый майский дождь. С легким, очаровательным надрывом, протяжное и певучее. Хотелось, чтобы он повторил. А потом снова и снова. А взгляд казался застывшим, будто тело двигалось в отрыве от глаз, таких внимательных и таких притягательных.

– А мы… То есть ты… Ну… – Вместо попыток объяснить суть вопроса, я указала на футболку.

– Ты была в отключке четверо суток, – он