Слеза Иштар - Lark A. Bratenska

Тим схватил палитру и начал яростно месить краски. Подошел почти вплотную к большому полотну – фантастический пейзаж с огромными ступенчатыми зиккуратами, окутанными розовато-лиловым «мистическим» туманом. Лицо сосредоточилось на секунду. Потом он отскочил назад, прищурился. Схватил тряпку и начал снимать целый участок неба, размазывая краску по холсту.

«Нет, нет, все не так!» – пробормотал под нос.

Зачем-то нарисовал крошечную, очень детализированную птичку на ближнем зиккурате. Тут же попытался поймать кистью жужжащую у окна муху, но лишь оставил синюю кляксу на подоконнике.

«Часовщик прав! Этот туман – дешевка. Где жизнь? Где пыль веков? Надо больше охры и умбры жженой для земли и оснований! Света на ступенях сделать теплее – вот туда охру и сиену жженую! А тени холоднее, глубже… Эта тень слишком плоская… А птичка вышла отлично! Хм. Но она не главная… Фокус! Фокус, Тим! Муха… навязчивая. Как мои мысли. Яблоки! Сочные… Красные. Красный… ЯПОНСКИЙ пейзаж! Тот маленький этюд… Он слишком… Как там Часовщик выразился… воздушный? Нет земли под ногами. Чайные домики ему напыщенны! Сам ты напыщенный! Но им точно нужен красный – цвет тории, фонарей… Но сегодня срочно рихтуем зиккураты! Ах да, птичка…»

– Хороша! – произнес Тим вслух и снова подошел к большому холсту, энергично размазывая масляную краску по участку с туманом. Руки и тряпка мгновенно покрылись жирными разводами. – Вот так. Пыль. Горячий воздух. И вот эти ступени – они же должны быть изношенные, тысячами ног! Добавлю фигурки рабочих… с корзинами. И ослика! Ослик – это жизнь! И тень от него должна быть насыщенной, сложной… в цвет ослика добавить ультрамарин, рефлексы от земли, от неба… всё отражается во всем! О, облако кривое!

Но из головы никак не шел японский этюд. Может, заново его? Тогда нужен чистый холст, а Часовщик велел быть экономным. И пусть! Тим потянулся за «утренним конвертом», но задел какую-то коробку. В ней обнаружились старые гравюры.

Тут же забыв обо всем, он уселся на пол, разглядывая их. Пальцы в краске оставили отпечатки на белой бумаге. Но Тим, не замечая, сравнивал виды Фудзи, дома, мосты, детали. Вдруг вскочил:

– Цвет! Им не хватает земли!

Подбежал к полке с пигментами, рассыпав по дороге кучу охры. Принялся растирать на палитре охру светлую, умбру натуральную, умбру жженую, киноварь с кармином.

«Так-так-так… Вот он! Домик с соломенной крышей… Матия? Да! Не просто силуэт, а объем! Стены – не просто белые, а теплые, охристые, с тенями. А крыша – темная, тяжелая, солома настоящая. И вот тут… маленький чайный домик у ручья. Дерево насыщенное, глубокое, почти черное, но дверь… дверь должна быть красной! Замес на основе киновари с кармином, с рефлексами от дерева, от воды… чтобы заиграла! И фонарик рядом – тоже красный, но другого оттенка. А зелень… не просто изумрудная. Добавить желтой охры, чтобы чувствовалось солнце, тепло. И мох на камнях… серо-зеленый, глубокий, сложный замес. Фудзи… она величественная, но пусть будет дальше, а на переднем плане – жизнь: лодка рыбака, женщина с корзиной в кимоно цвета увядшего клена… с проблеском красного пояса! Да!»

Солнце уже садилось. Мастерская постепенно погружалась в тяжелый полумрак, но Тим все еще прыгал между двумя холстами. На большом: зиккураты теперь не мистические башни, а монументальные, но «обжитые» сооружения. Туман заменен маревом горячего воздуха, пылью. Появились крошечные фигурки людей, ослик с поклажей. Цвета стали теплее, землянее, тяжелее. На маленьком этюде: японский пейзаж преобразился. Исчезла стерильная воздушность. Появились четкие, «приземленные» формы домов с темными крышами и теплыми стенами. Ярким акцентом светилась красная дверь чайного домика и фонарь рядом. Красный пояс на фигурке женщины у ручья. Зелень приобрела глубину и разнообразие оттенков – от охристо-желтых до глубоких изумрудных с примесью синего. Тим то тщательно прописывал деталь кистью, то отпрыгивал на несколько шагов, прищуриваясь, то снова бросался к холсту, чуть не опрокидывая мольберт. Он размашисто мастихином положил густые мазки теней под крышу японского дома.

«Да! Вот так! Зиккураты – труд людей. Пыль, солнце, тяжесть камня… Ослик – гениально! Теперь Япония… Глубже тень под крышей! Еще! Чтобы чувствовался вес соломы. И этот красный… Точно! Он как удар сердца в спокойствии. Киноварь с кармином – огонь жизни. Надо добавить отражение фонаря в воде? Микроскопический блик… Смогу ли? Попробую! Ой, слишком много белил… Черт, ладно, смою потом… Или оставлю как блик луны? Нет, лучше фонарь… Срочно! Руки уже дрожат от усталости… Но надо закончить! Пока вижу! Пока чувствую!»

Глубокая ночь. На столе догорала свеча. Тим сидел на полу, прислонившись к стене, устало наблюдая за двумя холстами. Одежда вся в краске – охра на рукаве, киноварь на штанине, капля ультрамарина на щеке. Вокруг еще больший хаос: выдавленные тюбики, горы тряпок, разлитый разбавитель, книги, яблочные огрызки. Но на холстах – жизнь. Зиккураты стояли под палящим солнцем, монументальные и «человечные». Японский пейзаж дышал умиротворением, но с теплом земли и яркими вспышками красного. Тим зевнул во весь рот, потирая глаза, оставляя разноцветные разводы.

«Готово… Вроде. Зиккураты теперь поспокойнее, натуральнее. А Япония… пахнет деревом, чаем и мхом. Этот красный… он попал туда, куда нужно. Как кровь под кожей. Жизнь. Настоящая. Завтра посмотрю свежим глазом… Облака на зиккуратах еще подправить… и отражение фонаря… Может, добавить дыма из трубы чайного домика? Серо-голубой… Или это перебор? Ладно… Сейчас… спать…»

***

Опаздывать на занятие к Лорду Вульфу не стоило (тот еще зануда), еще же Часовщику картины отправить!

Хорошо хоть одеваться не нужно, потому что заснул Тим в чем был. Оставалось плеснуть в лицо воды и…

Постучали. Или показалось? Скорее, поскребли.

Да, Тим – художник, но со слухом у него всё настолько хорошо, что не все звуки он мог стерпеть, особенно фальшивые.

Снова поскребли.

Тим воровато оглянулся в сторону черного хода. Вздохнул. Пожалел, что не проснулся раньше. Прошлепал до двери. Приоткрыл ее на ладонь и выглянул из-под длинной разноцветной челки.

На него смотрели два больших радужных глаза.

– Хм… – произнес вместо приветствия Тим.

Конечно, в их мире встретить можно и не такое, но сразу после пробуждения немного жутковато.

– Доброго здравия! Мне Вас рекомендовали, – глаза сделались серо-голубыми и уменьшились до приятных размеров.

– Спешу… – буркнул Тим и уже было перешагнул через порог, но…

«Дырка. Досадно».

– Если позволите, я Вас сопровожу…

«И откуда у них этот невообразимо устаревший напыщенный язык?»

– А вы по