Гимназистка - Василиса Мельницкая

— А я и разделю, — спокойно произнес Бестужев. — Если мой род виновен, то разделю, не сомневайся.

— Но как же…

— Честь превыше всего, а ее нет без торжества справедливости.

«Ага, или поможешь… или будешь держать в курсе моих потуг главу своего рода», — мелькнуло у меня в голове.

И так как блок я убрала, Бестужев уловил мои сомнения. Он потемнел лицом, и в ладонь ему скользнул кинжал. Испугаться я не успела, он полоснул лезвием по своей кисти, одновременно произнося слова клятвы, подтверждающей его чистые намерения. Кровь оставила на песке причудливый узор — руну клятвы на крови.

— Сава… — Я так и не подобрала подходящих слов. Поблагодарить? Напомнить, что не просила клясться? Сказать, что он — дурак? — Сава, мы с тобой… встречались раньше? В детстве? До того, как…

Его взгляд пробрал меня до костей. Я поняла, каким будет ответ до того, как Бестужев медленно кивнул.

Глава 45

— Я не вспомнил тебя при встрече, — признался Бестужев. — Да и сейчас смутно представляю те дни.

— Дни? — переспросила я.

Из внутреннего кармана легкой летней куртки он вытащил фотографию и протянул ее мне. На цветном снимке мальчик и девочка сидели на качелях. Оба в белых костюмчиках-матросках, только мальчик в шортах, а девочка — в коротенькой плиссированной юбке. У мальчика — белокурые кудри до плеч, у девочки на макушке — рыжий «хвост», повязанный белым бантом. Если не ошибаюсь, качели висели на толстом суку раскидистого дерева. На заднем фоне — цветник, кусочек беседки, увитой плющом. Это чей-то сад, а не детская площадка.

— Сколько нам тут? — Голос предательски дрогнул.

— Мне семь, тебе — четыре, — ответил Бестужев.

— И где это? Мы жили в Москве. Может, не всегда…

— У твоей бабушки было имение под Санкт-Петербургом. Рядом с нашим. Ты с родителями гостила там летом. Не помнишь?

Я отрицательно качнула головой.

— Сава, я ничего не помню о той жизни. Ты же знаешь о пожаре?

Он кивнул.

— Память так и не вернулась. Страшно признаться, но я не знаю, как выглядят мои родители. Семейных фотографий, как понимаешь… не осталось.

— Я и сам забыл, — сказал Бестужев. — А я был старше. Не уверен, что у нас есть хорошие общие воспоминания. Твои родители приходили в гости, брали тебя с собой. Возможно, мы вместе играли, но… — Он развел руками и продолжил: — О том, что имение по соседству когда-то принадлежало Морозовым, я знал. И когда Александр Иванович сказал, кто ты, наведался к бабушке. Она дружила с Аглаей Никитичной, твоей бабушкой. Она и показала мне фото.

— Твоя бабушка смелая женщина. — Я вернула снимок Бестужеву. — Я была уверена, что все упоминания о моей семье уничтожены.

— Ну… моя бабушка из тех, кто не боится идти поперек общественного мнения, — усмехнулся он.

Он убрал один снимок и вынул другой.

— Я не был уверен, что стоит говорить с тобой об этом. Но ты спросила… И, наверное… вот.

Этот снимок был групповым. На нем фотограф запечатлел четырех мужчин во фраках и трех женщин в вечерних нарядах. Взгляд выхватил рыжеволосую женщину, чьи черты я регулярно видела в зеркале. Не точная копия, но если бы нас поставили рядом, то всем стало бы понятно, что это мать и дочь. Мужчина, стоящий рядом с мамой, обнимал ее за талию. Никаких сомнений, это мой отец.

Дыхание перехватило. Мне позволили заглянуть в память Яры, но четких образов отца и матери я не видела. И, разумеется, никаких фотографий найти не могла. Вернее, даже не пыталась.

Остальных я знала по официальной хронике.

Я подняла изумленный взгляд на Бестужева.

— Они… дружили?

— Наши отцы? — уточнил он. — Бабушка утверждает, что да. Боюсь, у отца спрашивать бессмысленно. Ты всех узнала?

— С Артемием Михайловичем я познакомилась в доме Лопухиных. Ты похож на отца. А это Шереметев, отец Матвея. Они тоже похожи.

— А ты похожа на мать, — заметил Бестужев. — Ты ведь не могла знать о кафе, правда? Ты же не пришла туда по наводке Шереметева?

Как ни странно, такой поворот меня не разозлил и не обидел. Рассмешил. Я фыркнула и рассмеялась. А Бестужев испугался, кажется, решив, что у меня истерика.

— Яра, прости. Просто это так странно!

— Не, ну родителей Зямы тут не хватает, — сказала я, утирая слезы. — Он же тоже был с нами на яхте. И Клавиных. Я сильно удивлюсь, если эта… виконтесса… — Я хихикнула. — Как-то связана с моей семьей. — Я перевела дыхание и посерьезнела. — Сава, все гораздо проще. Наши родители были из одного круга. Инженер-конструктор вполне мог иметь много общего с инженером-технологом, ученым-ядерщиком и…

— И министром внутренних дел, — подхватил Бестужев.

— Тогда Романов возглавлял отделение, обеспечивающее безопасность режимных объектов. И не надо так на меня смотреть. Сейчас это не секрет.

— Ты собирала сведения…

— О всех, кто мог знать моего отца, — отрезала я. — Тебя это удивляет?

— Нет, — признал он.

— Так они, и правда, дружили? Близко? Можно встретиться с твоей бабушкой? Если это можно устроить так, чтобы встреча казалась случайной…

— Тебе запрещено раскрывать себя, — напомнил Бестужев.

— А если она сама догадается? — не унималась я. — Мы с мамой похожи, она может узнать…

Я осеклась, заметив, как потемнело его лицо. Савелий не хочет подставлять бабушку. Да и себя заодно. И его можно понять.

— Я подумаю, как лучше поступить, — сдержанно произнес он.

— Не надо. — Я кисло улыбнулась. — Ни к чему тревожить пожилого человека.

Интересно, каким образом мне добывать информацию, если куда не сунешься — везде облом? В библиотеку — нельзя, в архивы — нельзя, разговаривать с очевидцами событий десятилетней давности — нельзя. Набраться терпения и ждать? Чего? Удобного случая?

Прежде, чем Бестужев успел хоть что-то сказать, я добавила:

— Ладно, давай об Исподе. Я знаю, что это изнанка мира. Видела тень. А подробнее? Кто еще там водится? Почему расстояние сокращается, если идти по изнанке?

— Подробнее ты в академии будешь изучать, — ответил он. — Курс на три семестра рассчитан, так что подробнее никак не