День Правды - Александр Витальевич Сосновский

– Сами знаете, – старичок захлопнул блокнот. – Он всегда выбирает интересные времена. Переломные. Когда души людей обнажены, как нервы. Когда добро и зло так перемешаны, что не отличить одно от другого.

Он говорил с уверенностью человека, который видел это не раз. В его словах не было страха или удивления – только спокойное принятие происходящего, словно речь шла о смене времен года или о приливе и отливе.

Бескудников почувствовал, как земля уходит из-под ног. Все, что он считал реальным, стабильным, понятным, вдруг оказалось хрупким и ненадежным, как карточный домик. Мир, в котором он жил, внезапно расширился, включив в себя измерения, о существовании которых он даже не подозревал.

– Вы хотите сказать… это не представление? Не реклама? Не розыгрыш?

Голос Бескудникова дрожал. Он цеплялся за последние крупицы рационального объяснения, хотя уже понимал, что происходящее выходит за рамки обычной логики.

Старичок аккуратно спрятал блокнот во внутренний карман потёртого, но элегантного пиджака. Его движения были неторопливыми, выверенными, словно у человека, у которого впереди вечность.

– Видите ли, молодой человек, человечество любит повторять, что история движется по спирали. Но никто не задумывается, кто именно раскручивает эту спираль… и с какой целью.

Эти слова прозвучали как откровение. В них была глубина, которая заставила Бескудникова вздрогнуть. Он вдруг почувствовал себя маленьким и незначительным перед лицом сил, о существовании которых даже не подозревал.

Старичок – Мастер – встал и, слегка поклонившись, направился к выходу из парка. Его походка была легкой, почти невесомой, словно годы не оставили на нем своего отпечатка. Он двигался сквозь толпу как призрак – люди расступались перед ним, не замечая его, словно он существовал в другом измерении.

Бескудников хотел окликнуть его, задать ещё десяток вопросов, но обнаружил, что не может произнести ни слова. Горло словно сжала невидимая рука, не давая вырваться ни единому звуку. Когда способность говорить вернулась к нему, старичок уже скрылся из виду, растворившись в толпе так же незаметно, как и появился.

На скамейке, где только что сидел загадочный «Мастер», лежала книга в потёртом кожаном переплёте. Бескудников машинально поднял её. Книга была теплой, словно живое существо, и странно тяжелой для своего размера.

На первой странице каллиграфическим почерком было выведено:

«История всегда повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Москва, 2026 год. Начало представления».

Эта надпись, сделанная чернилами, которые, казалось, еще не успели высохнуть, вызвала у Бескудникова странное чувство дежавю. Где-то он уже слышал эту фразу о повторении истории… Маркс? Гегель? Кто-то из философов.

Бескудников осторожно перевернул страницу. Следующий лист был пуст. И следующий за ним. И все остальные. Вся книга состояла из чистых страниц, за исключением первой с загадочной надписью.

А над Патриаршими прудами тем временем собирались тучи, которых не было в прогнозе погоды. Они были странного фиолетового оттенка и двигались против ветра, словно повинуясь какой-то иной силе, нежели законы природы.

Штейн, оставшийся в одиночестве после ухода Бескудникова, наконец сумел преодолеть невидимый барьер и теперь спешил к другу, лавируя между паникующими посетителями парка.

– Что это за книга? – спросил он, подойдя к Бескудникову. – И кто был этот старик?

Его голос звучал напряженно. События последних минут поколебали его уверенность в рациональном устройстве мира. Он, привыкший контролировать ситуацию, вдруг оказался в положении, когда все его знания и опыт оказались бесполезны.

– Он назвал себя Мастером, – тихо ответил Бескудников, не отрывая взгляда от книги. – И, кажется, я знаю, кто он такой.

Внезапное озарение поразило его, словно удар молнии. Все кусочки головоломки встали на свои места. Странный господин с разноцветными глазами и тростью, кот на задних лапах, человек в клетчатом костюме, «Грибоедов», Варьете, сеанс магии… и теперь Мастер.

– Это персонажи из «Мастера и Маргариты», – прошептал он. – Воланд, Бегемот, Коровьев… Они ожили. Они здесь, в Москве. Как и сто лет назад.

Штейн посмотрел на него со смесью жалости и беспокойства.

– Ты спятил? Это литературные персонажи. Выдумка. Фантазия Булгакова.

– А как ты объяснишь все это? – Бескудников обвел рукой Патриаршие пруды, где продолжал бушевать хаос. – Фонтан, который превращается в водяное чудовище? Кота, который ходит на задних лапах? Сообщения на всех экранах одновременно?

Штейн молчал. Он не мог найти рационального объяснения происходящему, как ни старался.

– Допустим, – сказал он наконец. – Допустим, ты прав. Что нам делать? Уходить отсюда? Звонить в полицию? В психушку?

– Нет, – Бескудников покачал головой. – Мы пойдем в Варьете. На сеанс магии с полным ее разоблачением.

Он сам не понимал, откуда взялась эта уверенность. Но что-то внутри него, какое-то шестое чувство подсказывало, что именно там, в Варьете, они найдут ответы на все вопросы.

– Ты с ума сошел? – возмутился Штейн. – Идти прямо в логово… кого? Дьявола?

– Воланд – это не дьявол, – задумчиво произнес Бескудников. – Скорее, сила, восстанавливающая равновесие. Помнишь, что сказал Мастер? «Он всегда выбирает интересные времена. Переломные». Может быть, наше время – одно из таких?

Штейн хотел возразить, но в этот момент его телефон, который он уже считал безнадежно испорченным, внезапно ожил. На экране появилось новое сообщение:

«Ждем вас в Варьете, господа. Представление обещает быть незабываемым. P.S. Не забудьте книгу. Она вам пригодится. Коровьев».

Они переглянулись. Телефон знал о книге, которую Бескудников держал в руках. Он реагировал на их разговор, словно кто-то подслушивал каждое слово.

– Я не пойду, – твердо сказал Штейн. – Это безумие.

Но даже произнося эти слова, он уже знал, что пойдет. Любопытство, этот вечный двигатель человеческого прогресса и причина многих бед, уже разгоралось в нем, вытесняя страх и сомнения.

Бескудников улыбнулся, словно читая его мысли.

– Конечно, пойдешь. Ты же не хочешь пропустить главное представление года?

Он бережно спрятал книгу во внутренний карман пиджака и направился к выходу из парка. Штейн, поколебавшись секунду, последовал за ним.

А над Патриаршими прудами тучи сгущались все сильнее, приобретая причудливые формы. В их очертаниях можно было разглядеть то профиль человека с острой бородкой, то кошачью морду, то еще что-то, неуловимое и странное.

Москва замерла в ожидании представления, которое обещало быть поистине незабываемым.

Тем временем, в километре отсюда, в здании, которое когда-то называлось Варьете, а теперь носило имя «Театр Сатиры», шли странные приготовления. Рабочие устанавливали декорации, которых не было в плане мероприятий, осветители настраивали приборы, которых никто не заказывал, а в гримерной примерял костюм человек, которого никто не нанимал.

Человек в клетчатом костюме, тот самый, которого видели на Патриарших, суетился вокруг, отдавая распоряжения, которые все почему-то