Ехала карета по чёрному мосту - Ольга Ленская

Сергей знал всё это. А также знал, что почувствует приближение любого человека. Живого. Или даже не вполне живого. Но поблизости не было никого – эта улица, соседняя... Он ловил текущие мимо него струи запахов, не улавливая ни одного нужного. Лишь немногие окна домов уже выпустили из квартир привычные утренние запахи – пробуждающихся от сна человеческих тел, разогревающихся газовых конфорок и поднесённых к ним спичек, пенящейся от воды зубной пасты и ложащегося на кожу крема для бритья...

Сергей ещё продолжал принюхиваться, когда в нескольких кварталах от него раздался выстрел.

Ожидание смерти. Если бы Вадим думал в этот момент хоть о чём-то, то ему запросто могло бы прийти в голову и то, что врут утверждающие, будто перед смертью в мозгу человека за секунды прокручивается вся его предыдущая жизнь. Но он ни о чём не думал. Он просто застыл, ощущая прижатое к виску дуло пистолета.

- Вадим, прости, - прошептал Максим.

Прижатый к виску металл дрогнул. Вадим невольно задержал дыхание, будто смерть – это прыжок в ледяную воду. Он чувствовал, что если сейчас это ожидание не оборвётся, то он не выдержит.

- Твою мать... стреляй!

- Прости. Я не могу.

- Думаешь, они тебя отпустят?

Холодный металл перестал давить на висок. Вадим испытал одновременно облегчение и злость. Ему казалось, он успел поседеть за эти секунды. Впустую. Дикое напряжение не отпустило, а превратилось в навалившуюся на него тяжесть. Он смотрел на медленно опускающуюся руку Максима и уже ничего не чувствовал, кроме этой тяжести.

- Ну вот. Отдай мне пистолет. – Голос парня был таким, словно он шагнул на лёд, не зная его толщины. – Давай.

Он сделал шаг и Максим тут же снова вскинул руку. Тот остановился и покачал головой.

- Слушай, прекрати. Ты же не совсем идиот.

- Какие гарантии, что вы меня отпустите?

- А ты сам подумай. Зачем тебя убивать, если ты не опасен? Я ж говорю, отдай пистолет и катись.

Максим снова опустил руку с пистолетом, неловко держа его стволом вбок.

- Ну, давай. Нам лишних трупов не нужно. Отдай и иди.

Он подошёл совсем близко, достаточно было протянуть руку, чтобы взять у Максима пистолет.

- Ну?

Он потянулся к оружию в безвольно опущенной руке и в этот момент Вадим ощутил, как Максим внезапно дёрнул его на себя, уши заложило от громкого хлопка. Подошедший, казалось, оцепенел, его лицо на миг стало глупо-растерянным, и тут же прозвучал второй выстрел. Ещё секунду парень стоял, глядя перед собой, а потом рухнул на спину. Отверстие у него на лбу казалось каким-то несерьёзным, неопасным, будто нарисованным. А в следующую секунду Вадим оказался сбитым с ног, в тесном пространстве между помойным баком и стеной, в которую сразу ударилось несколько пуль. Максим упал на колени рядом с ним, оттесняя его ещё глубже, и, не выглядывая, а лишь протянув руку, снова выстрелил наугад. В ответ прозвучала череда выстрелов, на Вадима посыпалась кирпичная крошка, выбитая пулями из стены. В жестяную стенку помойного бака ударилась и упала на асфальт искорёженная пуля, подкатившись прямо к носку ботинка Вадима. Максим слегка толкнул его локтём.

- Нормально? Цел?

Вадим молчал, слова были словно эта пуля – искорёженные и бесполезные, голос не слушался, губы не размыкались. Максим обернулся к нему и Вадим просто кивнул головой.

- Всё нормально, - прошептал Максим. – Нормально.

Он опять поднял руку и нажал на спуск – вместо выстрела послышался негромкий, прозвучавший жалко и бессильно щелчок. Максим снова несколько раз подряд надавил на спусковой крючок, но выстрелов не было. Вадиму показалось, будто сердце сорвалось куда-то в пустоту, остановилось, растаяло в ней. У Максима закончились патроны. А у того – нет. Сейчас он подойдёт сюда, теперь ему нечего бояться, он просто подойдёт сюда, и...

Ответные выстрелы, действительно, прекратились. Повисла тишина. Вадим посмотрел на Максима – его лицо было сосредоточенным, но спокойным. Он продолжал сжимать бесполезный уже пистолет, Вадим видел, как от напряжения набухли на его руке голубоватые вены. И тут он заметил, что из рукоятки пистолета примерно на сантиметр выглядывает обойма.

Замершее было сердце учащённо забилось, прежде, чем догадка успела оформиться в сознании. Прозвучал едва слышный щелчок – Максим загнал обойму на место и передёрнул затвор. И всё. Больше ничего не происходило – долго... или секунды? Наконец до слуха Вадима донёсся звук. Шаги? Или просто кровь стучит в висках? Он окаменел, глядя на пистолет в руке Максима, пистолет, от которого сейчас зависели их жизни. Смотрел, боясь поднять глаза, боясь увидеть в лице Максима хотя бы тень неуверенности, боясь увидеть, как тот, кто вот-вот подойдёт, сам наводит на них точно такой же пистолет.

Он, скорее, почувствовал, чем увидел, как жидкий предутренний сумрак стал гуще от того, что просвет между стеной и баками заслонила тень. Плечо Максима, прижатое к нему, вздрогнуло, в барабанные перепонки снова ударил сухой хлопок выстрела. Послышался звук – режущий уши страшнее, чем выстрел, негромкий всхлип, перешедший в хриплый стон. Максим поднялся. Вадим продолжал смотреть вниз – на свои ботинки, на валяющийся рядом мусор. Раздался ещё один выстрел и стон оборвался, только шорох сползшего по стене тела.

Вадиму хотелось исчезнуть, вот просто взять и исчезнуть, потерять сознание и очнуться уже в другом месте, ничего не зная, ничего не помня. Пока Максим просто отстреливался, пока просто успевал выстрелить раньше целящегося в него, Вадим боялся лишь того, что он не успеет. А сейчас Максим не просто выстрелил, не просто убил, сейчас он добил, и это казалось Вадиму страшнее даже направленного в него самого дула. Добил. Это слово казалось страшнее всех других слов.

Он почувствовал, как Максим потряс его за плечо.

- Вадим? Вставай. Слышишь? Вставай, уходим.

Вадим механически поднялся, ухватившись за край помойного бака, стараясь не сводить глаз с асфальта под ногами. Максим взял его за локоть, одновременно развернув спиной к стене трансформаторки, однако Вадим успел заметить неловко лежащее на боку тело, откинутую руку, тёмное пятно на чёрной футболке. Максим настойчиво потянул его за собой и Вадим подчинился, стараясь не думать о том, что только что увидел. Не думать получалось,