Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

В последующие дни, Пули был занят тем, что Газкулл хотел сделать с Ржавошипом, а Пророк – раздумьями. Он стоял на балконе третьего этажа своего форта босса. Это был старый измотанный космический корабль, выпотрошенный и превращенный в скотобойню, который он забрал, потому что на нем все еще оставалась большая часть бронирования. Газкулл смотрел вниз на главный проезд лагеря и думал.

Иногда у него начинала болеть голова, тогда он слегка морщился, а потом бил сбоку по черепной пластине, чтобы прогнать спазм. Но после этого только еще сильнее задумывался. Что до меня? Я стоял рядом с ним все шесть дней, пока лагерь преображался, и молчал. Я просто держал знамя, как было велено.

В первый день Газкулл сказал, что больше не должно быть драк между бандами мародеров в подземных тоннелях. Он заявил, что они теперь все одна банда, и хочет, чтобы из старого человеческого города вытащили все полезное к зиме. Он не говорил почему. Но орки, работавшие в подгороде, все равно принялись за работу, как подъемо-сквиги, потому что знали – Газкулл говорил с богами. И когда банды стали потрошить руины, а не друг друга, лагерь разбогател.

Каждый день приходили новые орки. На вторые сутки это был лишь обычный поток разведчиков Смерточерепов, плюс несколько толп из маленьких фортов в пустошах, заинтересовавшихся новым паганцем, который так отделал Дрегмека. Но на третьи, Газкулл заставил Пулей огласить Большое Правило – орки из любого клана могут прийти в Ржавошип и не оказаться убитыми, если примут Газкулла как босса. И тут все сошли с ума. Начали появляться самые разные банды. И хотя разным кланам все равно разрешалось драться, пока никто не был слишком мертвым, чтобы работать после этого, они наслаждались жизнью.

Та улица под балконом Газкулла превратилась в буйство разноцветных доспехов. И когда я говорю буйство, то использую это не как митофуру. Это действительно было буйство. Большая, веселая уличная драка между кланами. И она никогда не прекращалась, поскольку потерявших сознание бойцов всегда вытаскивали и заменяли свежими кулаками, вернувшимися со смены в тоннелях или на заводах. Сражающиеся смотрели на Газкулла, стоявшего на своем балконе, ревя его имя, когда побеждали. И когда проигрывали. Иногда в ответ они получали кивок или даже брошенный в них кусок сквиговых ребер. Газкулл смотрел на них и все остальное, что делал, и видел, что это хорошо.

И потом, утром седьмого дня, проведя всю ночь в наблюдениях за битвой, Газкулл повернулся ко мне и сказал, что у него есть план.

– У меня есть план, – сказал Газкулл. – Так продолжаться не может. Лагерь переполнен. Скоро парни захотят больше драк, чем им позволяет Большое Правило. Я должен поступить с Урком так, как поступил с этим лагерем. А значит, другие вожди должны уйти.

– Как Дрегмек, – отозвался я с самой жестокой улыбкой, какую мог натянуть на лицо.

– Не как Дрегмек, – произнес Газкулл, подняв палец, чтобы предостеречь меня от попыток думать за него. – Это было грязно. Расточительно. И могло быть хуже, ну и вообще.

Я, помню, подумал, что странно было такое говорить, потому что для орка необычно считать, что его дела прошли не идеально. Это было будто... ну, будто гротские раздумья. Не то, что бы я, заметьте, сказал это Газкуллу. Или вообще что-то, раз на то пошло. Я просто слушал.

– То, что я сделаю дальше, должно быть лучше. Я собираюсь побить боссов кланов в том, в чем они лучше. Бросить им вызов, – сказал он под грохочущий отзвук грома в отдалении. – Испытания, да будут Горк и Морк свидетелями, с такими условиями, чтобы потом они не могли оспаривать мою победу. Дошло?

Дошло. И после того, как босс рассказал мне детали, пообещав сбросить с балкона, если забуду хоть что-то, он заставил меня поймать гротов, чтобы отправить в крепости кланов как послов. Гонцов. Дипломенция-атов, если хотите, как странного поганца, который с вами сейчас говорит. Вожди, конечно, убили первую отправленную группу. И еще три после этого, потому что не слышали о гонцах и подумали, что это какая-то хитрость. Но в итоге они поняли суть. Все, кроме Уграка, вождя Гоффов на Урке, который просто отправил обратно голову грота. Но даже это было прогрессом. Меньшего Газкулл от него и не ожидал.

А потом Пророк Большого Зеленого покинул Ржавошип. Он приказал Пулям некоторое время приглядеть за лагерем, потом вышел на свой балкон и заревел так, чтобы слышала вся растущая драка внизу.

– Я отлучусь ненадолго, – сказал он, – но вернусь назад с планетой.

Потом он вывалился из ворот лагеря, со мной за компанию. Вот и все.

Первым был Шазфраг. Он был верховным скоростным боссом Злых Солнц, полное имя у него было Прибывает-На-Битву-До-Битвы, и на Урке не было лучшего водителя. Газкулл вызвал его на гонку вокруг стен Где-Живут-Тракки, его цитадели в восточной пустыне, и себе для езды притащил только старый ржавый трицикл с поношенным двигателем на сквиговом газе.

Этот трицикл не должен был даже со старта сдвинуться. Он даже в красный не был покрашен. Но когда Газкулл открыл дроссельную заслонку, он рванул вперед, как сквиг-преследователь за песочным гадом, и не отставал от Шазфрага. Я прицепился сзади, прижался к раме трайка и держался крепко, как мог, потому мало что видел из гонки. Но потом я огляделся и увидел, что босс идет наравне с Шазфрагом – и что босс Злых Солнц тянет руку с шутой, нацеленной на наш топливный бак.

Думаю, я сделал то, что сделал, до того, как подумал об этом, потому что неожиданно моя рука взяла винт из лотка с запасными частями позади сидения трицикла и кинула его прямо в лицо Шазфрага, когда он щурился через прицел оружия. Не знаю, кидали ли вы когда-нибудь винт между двумя транспортными средствами, несущимися в половину медленнее пули, но это не то, от чего ожидаешь пользы. И все же, как раз, когда шута Шазфрага выстрелила, тот винт угодил прямо в ее дуло, и его разорвало, как гнилой гриб-спорошар.

У орка лишь немного нарушилось равновесия, но этого было достаточно. Это небольшое колебание от взрыва оружия вывело Шазфрага на участок с угловатыми камнями, отчего небольшое колебание стало большим. Потом появились россыпь красных скал, являвшихся, как я увидел, каньоном, в который мы направлялись, и