На золотом крыльце – 3 - Евгений Адгурович Капба
Болас — вот как это оружие называлось. Только в ордынской доработке болас выглядел примерно, как два пушечных ядра не слишком большого калибра, скованные меж собой цепью — совсем как книппель для старинных флотских орудий. И на цепи этой можно было увидеть крупные крюки наподобие рыболовных. На акул, не меньше!
* * *
Пока Орда готовилась, мы с Авигдором залезли на ростральную колонну: я телекинезом сорвал замок, обеспечив доступ к винтовой лестнице внутри огромного столба из пудостского известняка. Эти столбы и носы кораблей на них установили здесь в честь побед над эскадрами Скандинавской Унии в начале восемнадцатого века, когда только-только создавался российский Балтийский флот. Который, кстати, фиг знает, где сейчас находится и даже не думает прийти на помощь страдающему от Инцидента городу!
Словно в ответ на мои мысли, вдалеке, со стороны Маркизовой лужи что-то ухнуло, и ветер донёс отзвуки чудовищной силы взрыва. Кажется, вздрогнул весь залив. Что это⁈
— Химмельхерготт! — выдохнул Авигдор, глядя на столб воды и огня, который поднялся на горизонте.
А дальше думать стало некогда: по Университетской набережной бежал Хурджин в стрелковых наушниках от адмирала Рождественского, а на плечах его сидел Руари Тинголов и выводил на своей флейте «Августина». Я не волновался за Орду — Бабай уверял, что орки в большинстве своём срать хотели на музыку, поскольку слуха у них ни у кого не было. Может быть, кроме троллей. Ну, а тролли, в случае чего, пальцами уши позатыкают. И вообще, есть такая страшная штука, как Бабайская Яса, что бы это ни значило. Мол, ордынцы скорее на говно изойдут, чем с позиций уйдут. А остальных они тупо заставят, и пофиг, что соотношение один к двадцати.
Затряслась земля — и следом за троллем, на плечах у которого наяривал на флейте эльф, показались эти самые недокодзю. Водоплавающие ящеры всех форм и размеров торопились на бойню. Шлепали ласты, вытягивались шеи, клацали чудовищный пасти.
— Лежбище морских котиков, — сказал Авигдор и постучал по барабану револьверного гранатомета.
— Это почему? — удивился я, пытаясь уловить суть ассоциации.
— Передачу видел, про животных. Они там тоже лежали вот так и ластами хлопали: «Ып-ып!» — изобразил что-то странное гном.
— Э-э-э-э… Ну, ладно! Пусть будут морские котики. Сейчас им тут Фарерские острова устраивать будут! — я тоже могу играть в ассоциации, если что.
— А причём тут Фарерские острова? — удивился Ави, чем вверг меня в секундное уныние.
— Забей, — сказал я. — Давай лучше смотреть.
Музыка Тинголова приближалась, и мне, если честно, захотелось спрыгнуть вниз и побежать вместе с ним рядом, хохоча и радуясь жизни, но я вовремя спохватился и надел наушники, которые до этого болтались у меня на шее, и помог справиться с ними Беземюллеру.
Тварей было много, но не прям чтобы дофига. Их поток иссяк, завязнув в улицах Василеостровского сервитута, и теперь на встречу своей незавидной судьбе двигались не тысячи, но — сотни монстров. Сотни кровожадных ящеров — это страшно. Но эти сотни — ничто по сравнению с тем ужасом, который могла бы принести в Ингрию настоящая… Или настоящий? В общем — Годзира не пришла, и я думал, что это — заслуга дракона.
А потом одновременно с пришествием большой приливной волны, которая солидным таким горбом прошлась по всем рекам и каналам столицы, на Стрелке начала работать скотобойня.
* * *
То, что мы считали эпическим подвигом, для войска (или рабочей артели?) Бабая Сархана казалось чем-то вроде тяжкого, но вполне обыденного труда. Выглядело это примерно так: пара уруков или тролль раскручивали над головой боласы и швыряли их — один, второй, третий, обматывая цепи с грузилами и крючьями вокруг пастей, плавников, хвостов, шей, максимально затрудняя движения чудищу. Если чудище было слишком большим — вместо груза на эти самые книппели цеплялись гранаты, которые, взрываясь, оставляли страшные раны. Потом наваливались снага с сетями, веревками, крюками-кошками, алебардами, топорами и другим инструментом и, несмотря на сопротивление тварей, начинали разделку туш прямо наживо. Их было много, очень много, этих деловитых орков, они копошились и суетились, как муравьи, которые атаковали жуков, забредших в муравейник.
В этом их якобы хаотичном движении присутствовала своя логика, была видна отработанная схема, организация и методика, непохожая на гномский орднунг или эльфийскую гармонию.
— Линкс, цвай, драй, фир, линкс! — проговорил я на шпракхе, сам не зная почему. Наверное, снова прорывалась остаточная память Руслана Королева, но откуда в его мире шпракх — вот это я и предположить затруднялся.
— Ва-а-ас? — удивился Авигдор. — Ты чего?
— Ничего, ничего. Работают, как настоящие мясники, любо-дорого смотреть! — кивнул я в сторону стрелки и массы орков и хтонических тварей, которые сошлись тут в дикой свистопляске.
Тинголова я не видел: кажется, Хурджин утащил его в здание Биржи, но это уже ни на что не влияло, мясорубка крутилась и без дудочки. Монстры перли вперед, одурев от запаха крови, их тупые хтонические мозги и представить себе не могли, с чем придется столкнуться. Десять тысяч орков, подумать только!
— А меня жаба душит, — признался Беземюллер. — Ты глянь, как у них на поток все поставлено! Сколько Орда заработает на этом, представь!
Я пропустил его слова мимо ушей, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения — пугали.
Запах каленого железа и общее чувство некоторого нездоровья по всему организму, что постоянно преследовало меня в Хтони, после взрыва в Маркизовой луже, кажется, отпустило — и это было хорошо. Потому что в среднем обычный человек под хтоническим воздействием может без последствий прожить что-то около суток, а сутки с самого открытия Прорыва уже почти миновали… Этот отрезок времени так и называли — «золотой день». Если успеть перебить тварей и, в идеале, закрыть Прорыв — Хтонь не превратится в Аномалию и не останется незаживающей раной на теле Тверди на долгие и долгие годы… Не заведутся здесь Хозяева-Хранители, не будет регулярных Инцидентов. Не сойдут с ума и не мутируют те, кто не успел или не захотел бежать и сражался за свои дома.
Надежда была: тот самый взрыв! Мне представлялась баллистическая ракета с какой-нибудь офигительной боеголовкой или атомная подводная лодка