Железный Лорд. Герой Периферии (СИ) - Лей Влад

Сделав паузу, я продолжил:

— Сегодня я, барон Лэнгрин Азолай Тирр, приговариваю террористов к… — тут я сделал паузу, — … усечению.

С этими словами я медленно, демонстративно извлек шапру из ножен.

Стоящие на коленях пленники, до которых дошло, что произошло, побледнели так, будто уже умерли — они хорошо представляли, что их ждало дальше, какая «жизнь» им предстояла.

Меж тем толпа журналистов взорвалась криками.

Ну еще бы, если бы я приговорил четверых подонков просто к смертной казни, то все бы это восприняли как должное. Но то, что объявил я, было куда страшнее, и участь прошедших через эту процедуру была куда более жестокой.

Я ступил к первой жертве, поднял шапру над головой и резко ее опустил. Поднял вновь и опять уронил. И так еще два раза.

Многие называли этот вид казни чрезмерно кровожадным и не соответствующим современному обществу, но…мне нужна была показательная казнь, нужна была демонстрация. Пусть на тех, кто отдает приказы, она не возымеет должного эффекта, зато на тех, кто эти приказы получает…

Рядовые бойцы, кем бы они ни были — гвардейцы какого-нибудь дворянина, наемники, орденцы, внешники (которые тоже смотрели прямой эфир, я был в этом уверен) дважды подумают, а стоит ли идти в это треклятое баронство? Что будет, если попадут в плен? А тут, здесь и сейчас, я наглядно демонстрировал, что их ждет…

Я отступил на шаг, осматривая голосившего во все горло первого казненного. Гвардейцы тут же подхватили его, потащили прочь, где уже ждала команда врачей. Они должны были стабилизировать состояние казненного через усечение. Он должен был жить.

Я ступил к следующему стоящему на коленях орденцу.

— Прошу… — проблеял он, но я уже поднял шапру.

Суть этой казни заключалась в том, что казненному отрубали руки и ноги, но он ни в коем случае не должен был умереть после этого. Как раз наоборот, он должен был жить как можно дольше. Его внешний вид должен был сказать любому, кто на него взглянет, что человек этот совершил страшное злодеяние, был пойман и осужден.

И его вид должен был быть напоминанием для тех, кто сам задумал совершить преступление, что его тоже ждет наказание…

Позже эти трое (один из четверки все же умер — врачи ничего не смогли сделать) были отправлены на мои станции и в крупные города, где в портах просили милостыню и сами по себе являлись профилактической рекламой против преступности.

Точно такие же казни прошли и в других частях моего баронства. Пленных орденцев хватало — думаю, на многих станциях и во многих городах теперь появятся эти обрубки.

Также в ближайшие несколько дней проскочил с десяток репортажей о том, что орденцев, которых удалось схватить, мои вояки пожалели, не отправили на усечение, а разобрались сразу, на месте — пойманные фанатики «грели ноги» мехам.

И такое украшение теперь было у многих. Что ж, мои воители отлично поняли мою задумку и дополнили ее…

* * *

Кари выглядела сердито, как никогда.

— А тебе не кажется, что ты перегнул палку? — спросила она.

— Нет, не кажется, — пожал я плечами.

— Мы вообще-то в цивилизованном обществе живем, — напомнила Кари, — а тут такое выкидываешь… Что о тебе скажут другие лорды?

— Вспомнят, кто такие Тирры, — ответил я, — вот, кстати, и ты должна вспомнить, благодаря чему твои предки получили свой титул. Не помнишь?

— Не-е-ет, — протянула она, но я по глазам вижу — она прекрасно поняла, о чем я говорю, просто пытается избежать неприятной темы.

Ну уж нет, дорогая! Решила мне тут нравоучения читать, так будь любезна их же в ответ получить.

— Ну тогда я напомню, — сказал я, — давным-давно, когда наши предки покинули праматерь, они прилетели в холодный и чуждый мир. Ресурсов у них было мало, множество проблем в пути лишь добавили сложностей. Наши предки, покорившие Тирр, буквально боролись за свое существование. Все понимали, что их работа, их упрямство — это единственный путь к выживанию. В единстве сила, в том, что мы вместе, что мы стая. Но некоторые считали, что их жизни важнее, что они должны выжить, даже если все остальные умрут, даже если колонию не удастся построить и подготовиться к дальнейшему проживанию, эти считали, что они должны остаться и просуществовать сколько им там осталось…. Короче говоря, они крали припасы.

— Каждый выживает как может, — пожала плечами Кари, — как винить человека за то, что он голоден и просто хочет есть?

— В сытые времена и спокойное время — нельзя, согласен, — кивнул я, — но когда ты знаешь, что остальные получают крохи, когда ты, сожрав чужой паек, даже не задумался, что он должен был достаться ребенку, больному, человеку, который отпахал две смены, что тогда?

Кари молчала.

— Такое нужно было пресекать, и жестко. Кража — тяжкое преступление, в то время сопоставимое с убийством.

— Скажешь тоже, — фыркнула Кари, — ну и убивали бы тогда воров. Зачем издеваться?

— Убийство на тот момент — непростительное расточительство. Когда на счету каждая жизнь, когда судьба колонии буквально в руках ребенка, сеющего зерна, потерять работника — тупость.

— Поэтому лучше сделать его калекой, ни на что не способным, — проворчала Кари, — ничего делать не будет, только корми его…

— Ты забываешь, что в то время ИИ еще не изобрели, но зато активно использовали «человеческие комплектующие»…

— Уж не хочешь ли ты сказать, — ужаснулась Кари, — что таких калек использовали в качестве операторов колонизаторской техники?

— Не калек, а их мозги, — поправил я ее. — Его подключали к системе, давали положенную дозу питательных веществ, которая значительно меньше одного человеческого рациона, и вор трудился на благо колонии. Ну и, соответственно, уже не мог воровать.

— Варварские времена, — передернула плечами Кари.

— В варварские времена нужны и соответствующие методы, — хмыкнул я.

— А сейчас варварские времена? — решила упрекнуть меня Кари. — Сейчас зачем ты вернул эту казнь? Это…это…

Она была не в состоянии подобрать слова, поэтому я решил напомнить ей еще кое-что.

— А ты помнишь легенды о Стае? — спросил я. — О временах, когда к нам еще не пришла империя?

— Няня рассказывала страшные сказки про то время.

— И оно действительно было страшным. Было тяжело, дела шли плохо — мы вынуждены были воевать на два фронта — с «Кабанами» и «Медведями». Причем у первых был просто огромный флот, а у вторых вошли в моду модификации, и их солдаты были просто монстрами…

— И что? К чему ты это?

— К тому, что помимо внешних врагов появились внутренние. Всякие сектанты, революционеры, еще и миссионеры империи начали подстрекать людей…

Кари нахмурилась, а я сообразил, что ляпнул лишнего. О таких подробностях ей в детстве в отличие от меня явно не рассказывали.

— Короче, — перевел я тему, — лорд Тирр, что правил в те времена, быстро понял, что если не будет держать всех в ежовых рукавицах, то нам конец. Нужно было всех объединить, собрать в стаю, а паршивых овец найти и выгнать прочь.

— А-а-а…это ты к тому, что тогда тоже «усечение» практиковалось?

— Да, и вообще, вон, внешники считают нашу добрую традицию «греть ноги» мехам редкостным варварством.

— Но это же для дисциплины, и мера эта применяется крайне редко. На моей памяти такого не было…

— Я помню, — вспомнив свой первый гарнизон, перебил я, — один из офицеров «грел ноги» патрульного меха.

— Я не удивлюсь, что к этому ты приложил руку… — проворчала Кари.

— Отнюдь, — покачал я головой, — как раз я тут ни при чем. Командир базы отдал приказ, и как по мне — вполне справедливый.

— Интересно даже, что нужно было сделать, чтобы заслужить такое?

— Напомни мне — я продиктую тебе фамилию того идиота, и ты сама обо всем прочитаешь.

— Нет уж, спасибо, — отказалась Кари.

— Вот видишь, — грустно усмехнулся я, — ты даже разбираться не хочешь, почему человек заслужил такое наказание. Но зато судишь, насколько оно жестокое.