Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

Илай пожал плечами, шагнул вперёд, но Винделор схватил его за рукав.

— Что ему нужно? — бросил он, прищурившись, глядя на паренька сверху вниз.

Тот переступил с ноги на ногу, снег хрустнул под дырявыми башмаками.

— Хочет говорить о Тридцать первом, — выдавил он, голос дрогнул.

— Не интересно, — Винделор отвернулся, потянув Илая к выходу. Снег скрипел под подошвами.

— Погодите! — мальчишка сорвался на визг, бросился за ними. — Он обещал мне вещь из лавки, если я вас приведу. У вас всё хорошее, а у меня ничего!

— Не наши заботы, — буркнул Винделор, не оглядываясь, пар вырывался изо рта облачком.

— Вам же это ничего не стоит! — голос паренька дрожал, он почти бежал рядом. — А я возьму, что мне нужно!

Илай замедлился, взгляд скользнул к Винделору — мягкий, но с упрямой искрой.

— Давай поможем, — тихо сказал он.

— Опять авантюра, Илай, — Винделор остановился, вздохнул, в голосе мелькнула усталость. — Впутываться будем?

— Пожалуйста, — мальчишка замер, глаза блестели, как у зверька перед капканом.

Винделор сжал губы, махнул рукой, и они двинулись за пареньком к центру рынка. Здание стояло низкое, кривое, облепленное хламом: ржавые цепи свисали с крыши, гнутые листы жести торчали из стен, а сверху гнулся оловянный шпиль, насмешка над башнями Тридцать первого. Внутри воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и запахом гниющих тряпок. Полки ломились от барахла: треснувшие чашки, обгрызенные ковры, статуэтки из олова с отколотыми краями, мотки проводов, мешки с тряпьём, тлевшие в углу. Хаос был не случайным — он кричал о желании собрать больше, чем у соседа.

— Здравствуйте, гости нашего славного города, — голос Рокса, скользкий и тонкий, прорезал тишину. — Я Рокс, глава рынка.

Он был худым, с крысиным лицом — узкий нос, мелкие глаза, блестевшие холодным озорством. Куртка, когда-то дорогая, висела лохмотьями, но он носил её с гордостью, как трофей.

— Приветствуем, — коротко бросил Винделор, голос холодный, как лёд на реке.

— Садитесь, — Рокс кивнул на потёртые кресла, что скрипели под тяжестью времени, но сам плюхнулся в одно, а гостям указал на шаткую табуретку.

Илай опустился в кресло, проигнорировав жест. Винделор остался стоять, скрестив руки.

— Угощайтесь, — Рокс махнул на стол: ломти хлеба, вяленое мясо, пахнущее сыростью, кувшин с мутной водой, где плавали тёмные пятна.

— Не голодны, — Винделор шагнул ближе, голос стал твёрже. — К делу.

Рокс схватил хлеб, плеснул воды, жадно набил рот, чавкая, как зверь, боящийся потерять добычу. Потом собрал остатки в пакет, сунул в шкаф, рука дрогнула, задвигая полку.

— Слухи дошли, что вы из Тридцать первого, — начал он, вытирая губы рукавом. — И что город пал.

— Так и есть, — кивнул Винделор, взгляд твёрдый, как камень.

Илай оглядел комнату — горы хлама, никому не нужного, но лежавшего здесь, как сокровища. Сломанные статуэтки, рваные тряпки, провода без жизни. Роксу не важна была их ценность — лишь то, что они его.

— Есть предложение, — Рокс подался вперёд, глаза заблестели. — Идёмте с нами, озолотимся на руинах.

— Не интересно, — Винделор шагнул к двери. — Мы идём дальше.

— А ты? — Рокс повернулся к Илаю, голос стал слаще, липким.

— Я с ним, — Илай встал рядом с товарищем.

— Жаль, — Рокс откинулся в кресле, пальцы забарабанили по подлокотнику. — Могли бы разбогатеть.

— Господин Рокс, — Винделор остановился у порога, — нам это не нужно. Мы уходим.

— Постойте! — Рокс вскочил, голос дрогнул. — Укажите на карте, где что ценное. Пять монет сейчас, процент после.

— Укажу бесплатно, — Винделор развернулся, — если не будете задерживать нас.

Рокс выхватил карту — мятую, кривую, будто рисованную наспех, — подвинул её к гостям. Винделор сделал пару отметок, буркнув, что знает немного. Рокс потер руки, проводил их, но Илай уловил шипение в спину:

— Могли бы больше рассказать, бродяги. Несправедливо, что знают они, а не я. Ничего страшного, скоро и я получу своё.

Они вышли с рынка, шаги хрустели по снегу и грязи. Улицы Тридцать второго вызывали отвращение — кривые, вымощенные битым камнем, что крошился под ногами. Дома, низкие и покосившиеся, лепились из ржавого металла и обломков. Один хозяин прибил к стене глиняную колонну, трещавшую от мороза, другой водрузил гнутый шпиль, насмехаясь над Тридцать первым. Окна заколочены, дворы огорожены колючей проволокой, подделки — ржавые цепи, стекляшки — блестели на углах, крича о тщете.

Женщина с жёстким лицом обогнала их, сшила наспех рваную ткань, подражая меху Илая, и разорвала её перед ним, шипя: «У меня лучше!» — топча в грязи. Дальше двое дрались у телеги с железом: один продал гнутый нож, другой сломал его и швырнул в сугроб, крикнув: «Чтоб никому!» Телега опрокинулась, обломки разлетелись, но никто не взял — пинали в стороны.

Илай морщился при каждом встречном, ожидая подвоха. Город дышал злобой, что пряталась в глазах и жестах. У первой гостиницы, покосившейся на соседнее здание, двое орали:

— Плати, что твоя лачуга держится за мой дом! — кричал один, тыча пальцем.

— Это моё тянет твоё! — огрызнулся второй, плюнув в снег.

В других гостиницах, увидев их вещи, хозяева задирали цены. Один оскалился:

— Сто двадцать монет за ночь! Такие, как вы, могут!

— Неприятный город, — Илай сжал кулаки, голос дрожал.

— Надо выбираться, — Винделор кивнул, взгляд скользил по теням.

Ночь легла на Тридцать второй, тусклые фонари бросали зловещие отблески. Из подворотен смотрели голодные глаза, шорох шагов таял за спиной. Воздух пах гарью и гнилью от куч хлама.

— Сюда, — Винделор втащил Илая в ближайшую гостиницу.

Глава 14

Утро в Тридцать втором вставало нехотя, будто город стыдился своей убогости в холодном свете дня. Бледное солнце едва пробивалось сквозь дымку от плавилен на окраине, смешиваясь с запахом гари и гниющих отбросов у порогов. Жители копили их, как сокровища, которых не должно быть у других, и никто не убирал — лишь подтаскивал ближе к двери, косясь на соседей. Узкие тропы, вымощенные битым камнем, что крошился под сапогами, гудели шагами торговцев — худых, с жёсткими лицами, что прятали рваные мешки под плащами, щурясь на встречных. Женщина с кривыми зубами волокла кусок ткани, стащенный с чужого прилавка, и