Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

Илай нахмурился:

— А если не дойдём? Тут хоть есть шанс переждать до весны.

Винделор буркнул:

— Шанс — это движение. Бункер — могила.

Илай сжал кулак, пар вырвался облаком:

— Рэй устал, Вин.

Винделор бросил взгляд на пса:

— Он пойдёт, если ты пойдёшь.

Илай вздохнул, кивнул:

— Ладно, идём, — и тепло в груди стало чуть холоднее.

День тянулся в бункере, как тень, что не уходила. Илай чистил котелок, Рэй играл с куском ткани, найденным в углу, а Винделор сверял карты, бумаги шуршали под его пальцами. К вечеру Рэй забился под кровать, выбранную Илаем, и начал скулить, низко, тревожно, нос его дрожал. Илай присел к нему: «Что, малыш?» Винделор сложил в сумку бумаги — листы о войнах, карту с бункерами, а книгу о мифах оставил Илаю. Они легли спать, Рэй скулил у ног Илая, свеча трещала, бросая свет на стены, где пробелы архивов висели, как мгла, ждавшая снаружи.

Глава 22

И 23

Глава 22

Ночь в бункере угасала медленно, как свеча, что Илай оставил тлеть у изголовья своей койки. Её слабый, мерцающий свет дрожал на стенах, отбрасывая тени, что вились, словно призраки, не нашедшие покоя в этом мире, где даже звёзды казались мёртвыми. Ржавчина, въевшаяся в железные стены, пахла сыростью и забвением, цеплялась к горлу, как пепел давно угасшего костра. Рэй, верный пёс Илая, скулил у его ног — низко, тревожно, шерсть на загривке топорщилась, а нос подрагивал, будто чуял угрозу, крадущуюся в холодной мгле за стенами. Сон Илая оборвался резко, как нить, что лопнула под порывом ледяного ветра. Он сел, дыхание вырывалось облачками пара, растворяясь в стылом воздухе, что обжигал лёгкие. «Тихо, малыш», — шепнул он хрипло, голос треснул, словно лёд под тяжёлым сапогом. Его рука легла на голову пса, пальцы скользнули по тёплой шерсти, ещё хранившей остатки живого тепла, но Рэй не унимался. Его скулёж становился громче, резче, будто он видел нечто, что пока ускользало от человеческого взгляда — тень, что притаилась в ночи.

Винделор заворочался на своей койке, пружины заскрипели, точно стон старого зверя, что не желал покоя. Его тяжёлые сапоги ударили по железному полу, звук эхом отразился от стен, покрытых коркой ржавчины и плесени. Он шагнул к двери, фонарь в его руках мигнул, бросив бледный луч на ржавую створку, что чернела в полумраке, словно вход в забытый ад.

— Метель затихает, — пробормотал он, голос был низким, как далёкий гул ветра, что пробивался сквозь щели, слабый, но острый, словно клинок, отточенный годами. Он толкнул дверь, металл заскрипел, протестуя, и холод ворвался внутрь, хлестнув по лицу, как плеть. Снег вился за порогом, белая пелена редела, но воздух дрожал, как натянутая струна, готовая лопнуть под малейшим касанием. Илай поднялся, ноги его дрожали от холода, что пробирал до костей. Рэй тёрся о его колени, шерсть топорщилась, глаза пса блестели в полумраке, и Илай шепнул:

— Что ты чуешь, парень?'

Голос его был едва слышен, но в нём дрожала тревога, как эхо далёкого волчьего воя. Винделор обернулся, его глаза сузились, вглядываясь в темноту за дверью, где мгла казалась живой, шевелящейся, словно зверь, что притаился в засаде.

— Ничего хорошего, — бросил он, и в голосе его звенела сталь, холодная и твёрдая, как лезвие.

Тишина навалилась тяжёлая, как сугроб, что давил на крышу бункера, пригибая её к земле. Но Рэй вдруг рыкнул, низко, угрожающе, шерсть на спине встала дыбом, и слабый шорох за дверью — едва уловимый, как дыхание в ночи — резанул тишину, словно нож, что полоснул по натянутой ткани. Винделор замер, рука его легла на рукоять ножа у пояса, пальцы сжали дерево, отполированное годами скитаний. Он шагнул к выходу, фонарь осветил узкую щель, где тень шевельнулась — быстрая, неуловимая, как дым, что растворяется в ветре.

— Илай, винтовку!— рявкнул он, голос стал твёрдым, как лёд, что не трещал под сапогом. Илай метнулся к ящику в углу, где лежало оружие — старое, покрытое пятнами ржавчины, но ещё способное убивать. Пальцы его дрожали, пока он хватал винтовку, холод металла обжигал кожу. Рэй залаял, яростно, нос его указывал на дверь, и тень за ней стала гуще, ближе, словно ночь сама шагнула к ним, готовая проглотить их живьём.

Дверь рухнула с оглушительным треском, металл загудел, как кости, что ломались под ударом. В бункер ворвались мародёры — шестеро, в рваных лохмотьях, пропитанных вонью грязи, крови и пота. Их лица, покрытые сажей, чернели в полумраке, глаза блестели, как угли, тлеющие в ночи, полные алчности и злобы. В руках звенели топоры и цепи, грубые, как сама смерть, что кралась за ними, шагая по пятам. Винделор метнул нож — лезвие сверкнуло в свете фонаря и вонзилось в плечо первому, тот взвыл, рухнул на колени, кровь хлынула на пол, пятная ржавое железо алым. Но остальные ринулись вперёд, как стая волков, почуявшая добычу, их шаги гудели по полу, как барабаны войны. Илай вскинул винтовку, палец дрогнул на спусковом крючке, выстрел расколол тишину, пуля ушла в стену, звякнув о металл, как отчаянный крик. Мародёр с цепью бросился на него, удар выбил винтовку из рук, она упала с глухим стуком, как надежда, что угасала в этом холодном аду.

Рэй рванулся вперёд, зубы его клацнули, вцепившись в ногу второго мародёра. Тот заорал, топор блеснул в воздухе, как молния в ночи, но Илай крикнул:

— Рэй! — и бросился к псу, кулак его врезался в челюсть врага, что рухнул, хрипя, как зверь, загнанный в угол. Рэй отпрыгнул, вцепился в руку третьего, что размахнулся цепью, звенящей, как колокол, возвещающий о конце. Винделор уже выхватил второй нож, лезвие чиркнуло по цепи, искры брызнули, и мародёр отступил, кровь текла из его ладони, капая на пол, где смешивалась с грязью. Их было слишком много — тени их давили, как ночь, что сомкнулась вокруг, не оставляя просвета. Главарь, тощий, со шрамом, что рассекал щеку, как трещина в старой глине, рявкнул:

— Вяжите их!

Верёвка, грубая, как их хриплый смех, упала на плечи Илая, стянула руки, что рвались к Рэю. Пёс вцепился в ногу другого мародёра, зубы его рвали плоть с яростной решимостью, но Илай чувствовал, как страх, холоднее металла, сковывал его сердце. С