Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна
Мы с Шванком… к слову, это мой студент, очень способный юноша, интересуется кирпичной готикой… вы себя хорошо чувствуете? — Я странно себя чувствую… — признался Герхард и медленно встал, опираясь на руку Марцеля. — Голова немного кружится. — Может, стоит обратиться в больницу? Шелтон мгновенно оказался рядом, будто бы помогая идти, но при этом виртуозно избегая прикосновений. — У вас часто такое бывает?
Признаться, у меня самого сейчас голова кружится. Здесь очень душно.
Что со мной происходит? Я, правда, упал в обморок. Чёртов дед с чёртовыми цветами, ненавижу, ненавижу, ненавижу.
А, да, — растерянно ответил Герхард и облокотился на стойку. Теперь, выпрямившись, он возвышался над Марцелем на полторы головы точно. Синяя полицейская жилетка замялась, а рубашка выскочила из-под ремня брюк. Вид у Герхарда был самый, что ни на есть расхристанный. — Очень душно. Дома у нас еще хуже, поверьте. Вся семья проклинает день и час, когда старик подписался на чудесные комнатные растения.
— Простите, — попросительно изогнул бровь Шилтон, безупречно изображая недоумение. — Что? — сначала не понял намека Герхард, а потом прокрутил в памяти последние свои реплики и по-детски непосредственно сморщил нос. — Я про дядю говорю, про Иоганна Вебера, он тоже работает в полиции, можно сказать, что у нас это семейное.
Раньше еще Герцорн работал, но он уже лет двадцать как на пенсии. — Династия полицейских, как интересно! — с энтузиазмом отозвался Шилтон, опираясь на стойку рядом с офицером. — А вы всегда хотели работать в полиции или пошли по стопам деда по настоянию семьи? — Прошу прощения, мне что-то нехорошо. — нагло соврал Герхард, слишком резво для больного отступая к компьютеру.
Марцель заинтересованно вытянул шею, прислушиваясь к двум параллельным мысленным потокам. На первом Герхард пытался проанализировать случившееся, но память выдавала ему только ощущение духоты, полета в невесомости и цветных пятен. А на втором крутились какие-то ужасно неприятные воспоминания, в которых доминировал образ невысокой, полноватой женщины лет пятидесяти, одетой в темно-красный деловой костюм. «М-м-м, я обязательно помогу найти подругу вашей коллеги.
«Но не могли бы вы зайти позже?», — попросил Герхард с официально нейтральными интонациями. Марцарю на секунду даже стало его жалко — мокрый, с липнущими колбу волосами, взбившейся одежде, наедине с незнакомыми и слишком уж навязчивыми посетителями. Но сочувствие испарилось сразу же после всплывшей у Герхарда мысли о белобрысом фрике с очками, как у Гея. — Ай-яй-яй, как предвзято!
На себя бы посмотрел, дружочек. С такой смазливой физиономией в гей-бар не то, что пустят, а с улицы силком затащат. Им можно подумать, что это что-то плохое. Герхард, будто почувствовав, оглянулся на Марцеля. Тот жизнерадостно оскалился и мысленно продемонстрировал ему оттопыренный средний палец. Слишком ярко представил, задействуя телепатию. И Герхард потерянно моргнул, пытаясь избавиться от непонятно откуда появившегося зрительного образа, и отвернулся.
«Да-да, конечно, мы зайдем в другое время», — кивнул между тем Шелтон. Обмен взглядами между Марцелем и Герхардом он заметил, но расшифровать не сумел, поэтому оставил без замечаний. «Может, я оставлю заявление или что-то вроде того?» «Да. Запишите здесь данные на женщину, которую вы ищете. Вот тут, в блокноте у телефона».
Герхард был уже готов на всё, чтобы выпроводить надоедливых визитёров. Ему с каждой секундой становилось всё хуже. Не физически, но морально. Словно два потока мыслей одинаково неприятной направленности резонировали друг с другом, и чувство дискомфорта нарастало в геометрической прогрессии. «И свои данные оставьте. Я приложу визитку». Шелтон Белозуба, как кинозвезда, улыбнулся и сунул карточку между страницами блокнота.
«Большое спасибо вам за помощь, офицер… эээ…» Он скосил взгляд на Бейджик. — Офицер Штернберг! — поспешно откликнулся Герхард. — Простите, я ведь не представился раньше. — О, это у меня ужасная память, — повинился Шелтон. — Не помню. Может, вы и представлялись. — Вот я закончил. Еще раз прошу прощения за то, что оторвал вас от дел, офицер Штернберг.
На самой двери Марцель обернулся и послал Герхарду приторную кокетливую улыбку, нарочно, чтоб позлить, и на улице попросил Шелтона. — Узнай потом, что случилось пару лет назад с этим Герхардом на первой работе, а? Он работал в Голден Сити, если я правильно запомнил. Там еще какая-то баба была замешана. — Зачем тебе? — Хочу позлорадствовать.
Он мне не понравился. Честно сознался Марцель, обвел взглядом ближние дома, утопающие в тумане, и добавил. — Кстати, он стратег. Шелтон остановился, словно налетел на невидимую кирпичную стенку. — И ты говоришь это только сейчас? — очень-очень спокойно спросил он, и только тогда шагнул к напарнику, нагоняя. Получилось угрожающее. Мартель виновато вжал голову в плечи и ускорил шаг. Подошвы кроссовок зашаркали по асфальту, как будто ноги стали тяжелее килограммов на десять.
— Ну и что? Мы там работали! — буркнул он, стараясь смотреть не на напарника, а на кусты шиповника, растущие вдоль дороги. Кроме кустов, собственно, ничего видно и не было. Ближний ряд домов утопал в тумане, небо стало однотонно серым, такого же унылого цвета, как дорога. Я не могу отвлекаться на всякие свои мысли, когда кого-то держу. И вообще, чего ты так забеспокоился?
Он слабый стратег, всего два потока. Вряд ли он нас раскроет. Ну, он умнее обычных людей. И все. — Ещё же ведь опыт нужен, а какой опыт у офицера полиции, который все два года службы занимался разведением комнатных растений? — Ты действительно идиот, — сухо констатировал Шелтон, без труда нагоняя Марцеля. — Я тебе говорил, что Штайн вполне может быть стратегом.
Вероятность этого, по моим оценкам, очень велика. — Ну и? — Штернберг точно не Штайн, я тебе гарантирую. Профессор Джиль де Леоне полагал, что сверхспособности могут быть привязаны к генам и передаваться по наследству. То есть это не единичная мутация. Возможно, подчеркиваю возможно, идёт накопление признака. Скорее всего телепатия, стратегия или биокинез признаки рецессивны, но… Ты что замер? Марцель прокрутил в голове монолог Шелтона, подумал секунды две и выдал «Тогда я детей точно не заведу».
— А ты что, планировал? — несколько удивлённо отозвался Шелтон. — Ага, — растерянно кивнул Марцель, чувствуя себя слишком расстроенным, чтобы врать. — Думал, хорошо бы девочки получились, потому что с моим ростом у парня точно проблемы будут и комплексы всякие.
Только если он в мамочку пойдёт, а она высокая окажется, а я на высоких не западаю. — Э-э, ты чего? На какую-то долю секунды разум у Шелтона стал девственно чистым. Кажется, это у обычных людей называлось «шок». — Ты это серьёзно? — Ну да, — грустно вздохнул Марцель, снял очки и протёр стёкла рукавом свитера.
— А теперь планы к чёрту летят. Ладно, забей. Я очень-очень теоретически рассуждаю. Какие дети при нашей жизни? — Да, конечно, — кивнул Шилтон и нервно сжал край сумки с ноутом. Небывалое проявление эмоциональности. Океан разума штормила. — Слушай, Шванг, — обратился Шелтон как-то слишком осторожно, — получается, ты свою телепатию, кхм, не очень любишь?
Почему не люблю? Марцель искренне удивился и даже полез проверять. Не шутит, не издевается. — Я от нее тащусь. Наверное, если у меня отобрать телепатию, я просто разбегусь и шваргнусь головой в стенку, ну или таблеток наглотаюсь. Но это, понимаешь, такая штука, которую никому не пожелаешь. Есть она, всё, без неё уже не можешь, кранты.
Нет её, живёшь в сто тысяч раз счастливее. Иди сюда и давай лапу, я тебе образ скину, что ли, чтоб понятней было. На душе у Марцеля стало погано подстать сегодняшней погоде, хотя причин вроде и не было. — Нет, спасибо. Шилтон рефлекторно отступил в сторону, и мысли у него стали совершенно нечитаемыми. Слишком много потоков текло одновременно. Я примерно понял. Давай лучше вернемся к теме разговора.
Так вот, профессор Леоне считает, что экстрасенсорные способности могут передаваться по наследству. А если Герхард Штернберг — стратег, значит, его кровные родственники также могут быть стратегами. А-а-а! Мартель радостно выбросил из головы размышление о телепатии. Да меня дошло, кажется. «Предлагаешь проверить всяких там братьев этого смазливого типа?» Герхард Штернберг, единственный ребенок в семье, задумчиво откликнулся Шелтон.
