Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

Вероятно, корабль только что вышел из порта Кингс-Линн, но, застигнутый внезапно разыгравшимся штормом, поворачивал к берегу, чтобы укрыться в заливе неподалеку от Хэпписберга.

Я посмотрел на Эстер. Ее взгляд был прикован к кораблю. На мгновение у меня закрались сомнения, осознаёт ли она, где находится и что происходит вокруг. Выражение смирения и обреченности на лице сестры напомнили мне покорность и пустоту, которую я видел на лице умирающего отца.

— Эстер?..

Но не успел я произнести ее имя, как напряженное тело Эстер обмякло, она рухнула на дно лодки и забилась в судорогах, таких сильных, что дергающиеся руки и ноги с глухим стуком ударялись о доски.

А затем повалил снег. Это были уже не отдельные редкие хлопья, но настоящая снежная стена, как будто облака вспороли ножом. Я с удивлением поднял глаза к небу. В этот момент над головой полыхнула белая вспышка и раздался низкий угрожающий раскат грома.

А корабль все шел и шел к берегу. Издали он казался маленькой точкой, хотя на самом деле это было большое трехпалубное судно с пятидесятые орудиями на борту. Великолепный корабль второго ранга[70]. Я не был знатоком морского дела, но знал, что судно такого размера вмещает человек двести. Оно двигалось, сражаясь с боковым ветром и захлестывающими волнами. Ясно было, что к самому берегу им не подойти, но капитан, видимо, надеялся переждать бурю возле мыса под прикрытием скал. Так и есть, судно замедлило ход и встало на якорь.

Тем временем Эстер продолжала биться в припадке. Море швыряло в нее клочьями сорванной с волны пены, а снег оседал на волосах и посиневших от холода щеках. Но я не мог оставить весла, чтобы помочь сестре, нас могло перевернуть в любой момент. Стараясь держать лодку по курсу, я отчаянно греб. Дыхание с хрипом вырывалось у меня из груди. Но я продолжал работать веслами, с тревогой поглядывая то на скорченное тело Эстер, то на Генри, неподвижно лежащего на корме. Я сделал еще несколько гребков, и тут мое внимание привлекла черная тень, несущаяся прямо на корабль.

Теперь даже я не мог отрицать существование чудовища.

Корабль и монстр столкнулись. В круговерти снега и бушующих волн капитан не мог видеть приближающейся опасности. Он лишь понял, что налетел на что-то очень большое, находящееся под водой. Раздался душераздирающий звук: как будто живое существо кричало от тоски и боли. Крик сопровождался треском ломающегося дерева — корабль получил пробоину.

Зрелище было ужасным. Хотелось зажмуриться и отвернуться. Но я смотрел, не в силах отвести глаз.

Море закипело, как вода в котле, черное тело монстра поднялось над кораблем. Даже сквозь грохот бури до меня долетели вопли находящихся на палубе людей. Чудовище ринулось в атаку: его мускулистое змееподобное тело обвилось вокруг грот-мачты. Корабль осел под гигантским весом и накренился на левый борт. Крошечные фигурки людей посыпались в воду, словно деревянные солдатики, которых смахнули со стола. Чудовище не обращало внимания на барахтающихся вокруг моряков, его единственной целью было судно — сокрушить, смять, разбить эти толстые дубовые бревна, превратив их в щепки. Снова раздался оглушительный треск — корабль разломился надвое. Люди, еще остававшиеся на палубе, теперь скользили вниз и падали в пасть зверя, разверстую, словно адская бездна.

Моряки, как известно, никудышные пловцы. Любой из них, оказавшись за бортом, молит о быстрой смерти. Я видел, как они тонут, слышал жалобные стоны тех, кого море пока не поглотило, и понимал, что бессмысленно пытаться помочь им, и все же развернул лодку и поплыл к мысу. Я греб изо всех сил. Если бы мне удалось спасти хотя бы некоторых…

Неожиданно скорченное судорогой тело Эстер выпрямилось и обмякло. С ее губ сорвался протяжный вой — так кричит пойманное в ловушку животное. Глаза Эстер расширились и уставились в пространство, словно этот дикий вопль прорвал какую-то невидимую завесу, отделявшую ее от мира. В тот же миг я позабыл о тонущем корабле, бушующем море и даже о чудовище, — бросив весла, я упал на колени возле сестры, подхватил ее хрупкое тело и прижал к себе:

— Эстер, вернись. Пожалуйста, вернись…

Внезапно за спиной у меня раздалось короткое всхлипывание. Я обернулся и с облегчением увидел, что Генри приподнялся на локте. Но мальчик плакал от страха: он смотрел на Эстер, и по его лицу, и так прозрачному от холода, разливалась мертвенная бледность. У меня перехватило дыхание, когда Генри начал отползать от нас, а затем перебросил одну ногу через борт. Мальчик горько зарыдал, не находя в себе сил прыгнуть в ледяной поток, но и оставаться рядом с похитительницей было для него невыносимой мукой.

— Генри! — закричал я. — Стой. Пожалуйста. Не бойся! Она не причинит тебе зла!

— Боже, помоги нам! — Ветер подхватил и унес к небесам отчаянный крик ребенка. — Господи, спаси нас! — Генри наполовину висел за кормой.

Очередная волна вздулась позади лодки и начала накатывать на нас. Я отпустил сестру и бросился к мальчику. Поздно. Вода захлестнула его и унесла с собой. Наше суденышко взлетело на гребне кверху носом, встав почти вертикально, и рухнуло вниз. Вал отступил, я вглядывался и вглядывался в белую бурлящую пену. Напрасно. Генри нигде не было.

Эстер лежала на дне лодки, свернувшись калачиком, и что-то бормотала, беззвучно шевеля губами. И хотя слов разобрать было невозможно, сомневаться не приходилось: она, как обычно, говорит нечто непонятное и бессвязное. Зато леденящий душу ужас, который охватывал меня всякий раз, когда демон начинал свои речи, был хорошо знаком. Мне хотелось только одного: заставить ее замолчать.

Левиафан изгибался кольцами. Корабль — его жертва, — истерзанный и разбитый, не был уничтожен полностью, но монстр отступал. Как только чудовище распустило петли, сжимавшие галеон, и скользнуло под воду, носовая часть судна, лишившись опоры, тоже быстро затонула. Однако корма все еще держалась на плаву. Оставшиеся в живых моряки цеплялись за покачивающиеся на волнах обломки. Худшее осталось позади, люди начали карабкаться на уцелевшую часть корпуса, подбадривая и помогая друг другу. Одна чудом сохранившаяся шлюпка уже приняла пассажиров и двинулась к берегу. Похоже, команда начала переправляться на сушу.

Я расправил плечи и понял, что снова могу дышать.

Эстер перестала бормотать и приподнялась на локте. В следующую секунду раздался взрыв. И корабль превратился в огненный шар. Яркая вспышка ударила по глазам, а от грохота в ушах загудел церковный орган. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, я с трудом стоял на ногах. Рев пламени и вопли обезумевших людей смешались с шумом моря и ветра. Я желал бы заплакать, но слезы кончились. Слишком много горя обрушилось на меня за последнее время.

Сквозь рев волн и свист ветра я услышал голос отца, повторяющего библейские строки: «Ты все можешь, и намерение Твое не может быть остановлено»[71].

Я закрыл глаза. Левиафан был творением Бога: изгибающееся кольцами тело, одетое в чешую, как в доспехи, каждая мышца, каждая складка его плоти были именно такими, какими их задумал Создатель. Но что приводит зверя в ярость и заставляет нападать?

Или кто?

Я взглянул на сестру. После того как корабль загорелся, Эстер впала в забытье, губы ее больше не двигались, она лежала, обратив к небу побелевшее лицо.

На горизонте сверкнула молния, вспышка разорвала пелену снега, и я отчетливо увидел, что ждет нас в будущем. Левиафан никогда не остановится, он слишком переполнен яростью. И он слишком дик. Зверь заперт внутри, и как только ему удастся отыскать лазейку, он нанесет удар. И этот удар будет сокрушительным. Мы можем поить Эстер сонным зельем, держа ее разум в ловушке, но стоит нам хотя бы на мгновение ослабить бдительность — а рано или поздно это непременно случится, потому что мы с Мэри всего лишь люди, — он снова вырвется на свободу, и последует новая катастрофа. Это существо затопит своей ненавистью весь мир, оно будет пожирать и пожирать человеческие жизни, пока мы не окажемся перед лицом всепоглощающей тьмы, из которой на нас ринется сам ад.