Маршрут 60 - Ярослав Кирилишен
Я верифицировал эти пункты остановки на маршруте в глобальной сети как низкоприоритетные. Это значило отсутствие цифровой инфраструктуры, нестабильное или отсутствующее энергоснабжение, нулевая плотность сетей и слабое технокультурное проникновение. Для стандартных андроидов это были мертвые зоны. Для меня же зоны, требующие полной автономности. Я должен был полагаться на внутренние алгоритмы, локальные хранилища, резервное питание и интуитивную навигацию, если спутники будут терять сигнал. Такие места в технических справочниках называют тропами низкой проходимости, не в смысле физического ландшафта, а полного информационного отсутствия.
Инструкции по маршруту также сопровождались поручениями от Гектора, которые предполагали регистрацию бесед, визуальных наблюдений, сбор языковых особенностей, аудиозаписи разговоров, анализ реакций людей на меня. Я предположил, что я не просто сопровождающий. Я будущий свидетель и одновременно наблюдатель для тех, кто не мог пойти с нами. Все собранные данные подлежали логистической отчётности, но с припиской «не обязательная передача».
Мне не задали причин назначения маршрута. Я не задавал вопросов. Я не знал, почему именно эти шестьдесят точек. Почему именно в этом порядке. Почему только один сопровождаемый. В моей прошивке не было пункта цель под «сомнением», а только задача — идти, наблюдать, защищать.
Вместе с заданным маршрутом активировались дополнительные инструкции, защищенные меткой «специального доступа». Доступ к ним временно заблокирован. Я не знаю, кто автор этих инструкций, и почему мне не разрешено видеть всё сразу. Часть информационных блоков и журналов в моей памяти так же не доступна. Метка четко определяла, что доступ к ним откроется позднее, по завершении экспедиции или при форс-мажоре.
Гектор не стал дожидаться ответа.
— Хорошо. Тогда ты будешь мне полезен. А может, и наоборот.
Он не уточнил, что именно наоборот, а я не задал вопрос. Это не противоречит моим протоколам — не уточнять, если ответ не критичен для выполнения задачи. Однако я сохранил его слова, равно как и тон, и паузу между фразами.
— Вылет через шесть часов. Будь готов.
В этом сообщении не было тревоги, не было волнения, а только факт. Неизменный, устойчивый, как и всё, что можно точно спрогнозировать.
Космотранспорт был полностью готов. Я провел дополнительно три полных цикла самодиагностики, сверил контрольные сигнатуры с заводскими эталонами, проанализировал каждый журнал на предмет потенциально скрытых аномалий. Силовые узлы корабля функционировали в штатном режиме. Я дважды перепроверил маршрутизаторы и температурные буферы, пересчитал баланс топлива и энергии с учетом колебаний массы, вызванных микроколониальными отложениями на внешнем корпусе. Даже вероятность отказа мелких модулей была стабилизирована в пределах нормы.
Запасы на борту, а также герметизация всех отсеков мною подтверждены. Медицинский отсек откалиброван под биоритмы Гектора. Синхронизация со стасис-камерой успешно завершена. Я построил девяносто четыре возможных сценария отклонений от нормы. В семнадцати из них требуются ручные коррекции, в шести — полная перезапись управляющего протокола, в трех — эвакуация или экстренное пробуждение экипажа. Вероятность критических событий в первые десять дней полёта всего три процента и продолжает снижаться по мере уточнения метеоданных и стабильности канала между сектом и гравигидом. Прогноз полёта благоприятный.
Я абсолютно готов к этому маршруту. Не из-за уверенности, а потому что просто не умею быть не готовым. Во мне нет нетерпения, но если бы оно было, то возможно, именно сейчас я бы его испытал. Потому что всё готово, и потому что ничего больше не зависит от меня. Все переменные сведены к минимуму. Все предсказуемо.
Но именно в этой предсказуемости зазубрина. Что-то, что я не могу зафиксировать расчётом. Не аномалия. Не страх. Просто — внимание. Впервые я воспринимал будущее не как структуру данных, не как ветвящееся древо вероятностей, а как некое пространство, в которое я вступаю, чтобы не контролировать его, а чтобы в нем быть. Впервые я чувствовал течение времени не как системную метку, а как присутствие и как ожидание. Это было новым для меня. Чем то большим, чем активация. Чем то большим, чем просто план.
Космопорт «Лагранж-4» напоминал храм в ожидании обряда. Повсюду нас окружали полированная сталь, равномерный свет и абсолютный порядок. Никто не говорил громко. Объявления о запуске звучали шёпотом, будто из уважения к тем, кто отправлялся в неизвестность. Гектор же шёл уверенно, но немного медленнее, чем диктовала его походка. Как будто проверял, не треснет ли где-то хрупкое равновесие. Я шёл рядом, отмеряя шаги с точностью до миллиметра.
— Протокол «CT-07», активируй, — бросил он, даже не глядя на меня.
Я исполнил. Все системы синхронизировались согласно новых инструкций. С этого момента я официально стал его сопровождающим.
Перед входом в стерильную зону нас встретил медицинский техник. Стандартная проверка: биометрия, психопрофиль, анализ крови, имплантов. Гектор был немногословен. Но когда врач, чуть нахмурившись, уставился на дисплей медицинских результатов, он спокойно сказал:
— Доктор, мы оба понимаем, что риски уже приняты. Пожалуйста, запускайте протокол.
— Конечно, — ответил врач.
Для меня эта пауза была чуть длиннее, чем для остальных. Я зафиксировал изменение пульса, выражение глаз, угол наклона головы Гектора. Всё это уже складывалось в паттерн, который я пока не умел назвать.
— Слушай внимательно, — сказал он, расстегивая одежду, когда мы остались наедине в раздевалке перед загрузкой.
— Если со мной что-то случится, то не вмешивайся без прямого запроса. Я знаю, как ты работаешь. Но это мой путь, не твой.
— Подтверждаю. Гектор, приоритет будет согласно ваших указаний.
— Не бойся, — усмехнулся он. — Хотя, впрочем… ты ведь не боишься. Пока.
Он сказал это небрежно, но я зафиксировал, что уровень симпатической активации у него был выше нормы. Этот уровень не упал даже тогда, когда он лег в капсулу. Мне не положено делать выводы на эмоциях.
Капсула стасиса была уже открыта и медленно наполнялась охлажденным воздухом. Всё выглядело стандартно: гель-регулятор в ложементе, удерживающие каркасы в режиме ожидания, спокойное мерцание приборов. Гектор снял верхний слой одежды и аккуратно сложил его на металлический поднос. Его движения были медленными и сосредоточенными. Он не суетился, не торопил никого, но я чувствовал: внутри него происходило что-то сложное. Возможно, привычный страх перед отключением. Возможно, что-то более личное.
Гектор лег
