Гений автопрома (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Ждал полчаса. Преимущество несомненное — приехавший по вызову не начнёт скулить «не возьму» из-за битой физиономии. В итоге приехал туда, куда не хотел обращаться без самой крайней необходимости.

А она крайняя! Воображение рисовало картину: меня отлавливают менты, науськанные Изотовым, тому нечего терять, подправляют мне макияж, отчего прежняя ссадина просто теряется среди новых отметин, а знакомство с московским УБХСС покажется лёгкой прелюдией. Обвиняют в злостном пьяном нападении на честных тружеников. Возможно, кто-то из Москвы меня вытянет, но без гарантии и с неизбежными потерями. Так что выбора мне не оставили.

Такси проехало мимо статуи то ли Минина, то ли Пожарского, начались строения Кремля — древние и менее древние, для 1981 года современные, в темноте слабо освещённые. Вышел у беломраморных ступеней и позвонил в звонок. Что хорошо, обком КПСС — он как штаб армии, всегда есть бодрствующий дежурный. Представился, сообщил, что на ГАЗе произошли чрезвычайные события, о которых должен узнать ответственный товарищ в отделе автотракторной и сельхозпромышленности ЦК. Нёсший вахту стопроцентный военный пенсионер, подтянутый и благообразный, позволил без рассуждений.

— Ещё одна просьба, простите. Откройте справочник и найдите домашний телефон этого человека, я его знаю наизусть, но вы должны быть уверены, что мой собеседник — действительно из отдела ЦК. Возможно, он отдаст некоторые распоряжения.

Набрали московский номер. Я представлял восторг Игоря Ивановича от тревожного звонка среди сладких снов. Он поднял трубку минуты через полторы.

— Доброй ночи. Это Брунов из Горького. Здесь чрезвычайное происшествие.

— Какое?

Сонливость, похоже, его покидала.

— На ГАЗе начался открытый бунт по поводу предложения о снятии с производства 3102, Игорь Иванович. Пугин не успел взять ситуацию под контроль. Меня пытались убить, прототип обновлённой «волги» изуродован. Что особенно тревожно, застрельщиком местной, так сказать, «революции» выступила партийная организация завода лице в председателя парткома Щекочихина. Он обозвал приказ партии и министерства антисоветской провокацией, подбил инженера Изотова сагитировать рабочих с тем, чтобы поймать меня на улице города, избить, возможно — насмерть. Поверьте, краски не сгущаю.

— Ты сейчас где?

— В здании обкома.

— Хорошо. Там и оставайся. Сейчас Христораднов у меня получит по щам. Это они отбирают персоналии для парткома. Сегодня же выеду… Нет, завтра прибуду, сегодня совещание в ЦК. Жди!

Я положил трубку.

— Приказано ждать…

Дежурный выделил мне топчан в коридоре. Посидеть, погрустить, подумать.

Юрий Николаевич Христораднов, первый секретарь Горьковского обкома, занимал должность пусть не самую высокую во всесоюзной партийной иерархии, но это кресло послужило трамплином для Жданова, Кагановича, Суслова. Нынешний первый наверняка метит высоко. С более крупного насеста скандал, подобный сегодняшнему, неразличим невооружённым глазом, всего лишь драка пары тараканчиков. А в данный момент любое ЧП, ставящее под сомнение эффективность партийного руководства, основательно портит карьерные перспективы.

Взволнуется наверняка. Быть может — приедет.

Нет, ограничился звонком и распоряжением дежурному обеспечить мне ночлег до утра. Прибыл в начале восьмого, хоть рабочий день с девяти, расспросил о происшедшем. Выслушав, объявил: начинаем распутывать ситуацию с милиции. Возможно, правоохранители взялись за дело не с той стороны. Горячо согласен!

В РОВД со мной покатил второй секретарь, и я убедился, насколько милые и любезные товарищи служат в охране правопорядка. Особенно если мне подпирает спину один из высших партийных чиновников области.

Что прикольно, моих сотрапезников задержали обоих и закрыли до утра в «обезьяннике», так сказать, до установления личности, причём у каждого имелись удостоверение и пропуск. Начальник милиции несколько раз менялся в лице, когда обстоятельства вчерашнего вечера выплывали наружу. Оказывается, старлей, приехавший на «бобике» арестовывать меня в гостинице, был участковым инспектором и одновременно племяшем Изотова. Блин, город-миллионник, а как большая деревня, сплошь сваты-свояки-кузены.

Даня с Вадимом, испуганные донельзя, в кабинете полковника мычали только: никого не узнали в темноте. Даже не уверены, что те — с завода.

Я положил на стол пропуска, якобы случайно оброненные хулиганами, напомнил про Изотова. Пригрозил: вы задержаны за административное правонарушение, плевать, что выдуманное. Если не поможете, прикажу Пугину выгнать вас обоих по статье за аморалку. Без обид и напоминаний о старом знакомстве.

Вадим колебался, Даник начал колоться первым. Назвал, правда, всего двоих. На ГАЗе с подразделениями, а не только в основном массиве между проспектом Ленина и рекой Окой, трудятся десятки тысяч.

Ещё двоих, вот удача, я заметил сияющих и гордых собой на доске почёта. Почту за честь, меня собирались отлупить ударники труда и лучшие представители рабочего класса!

Если опустить подробности, уже к обеду в профкоме собрались все 16 участников вчерашней несанкционированной акции протеста. Я с удовлетворением заметил про себя, что, кроме Изотова и ещё пары счастливчиков, остальные получили отметины от кулака интеллигенции, весьма заметные в дневном свете. Пугин, рассмотрев своё битое воинство, ахнул:

— Сергей Борисович! Вы один против них всех — и справились?

— Не справился, позорно сбежал, — прибеднился я. — Потому и был вынужден просить покровительства у обкома.

— Стоило ли выносить сор из избы?

— Если бы провокация окончилась там же, на Верхней набережной, то — да, ограничились бы внутренними мерами. Но Изотов поднял против меня ментовку в ружьё. Мне, соответственно, потребовалось стрельнуть из пушки более крупного калибра, — я кивнул в сторону жалкой изотовской гвардии. — Да, получилось из пушки по воробьям и с излишним шумом. Кстати, мою машину восстановили?

Он замялся, снова пойманный на косяке.

— Не знаю, по какой статье провести в бухгалтерии…

Боюсь, он не вполне готов для руководства автогигантом с десятками миллионов оборота. С другой стороны, обжёгся на мелочах в первые же сутки правления и дует на воду.

— Из фонда заработной платы ВОХР.

— За личную машину⁈

— Она — государственное имущество, зарегистрирована от имени АЗЛК. На ней госномера. Специально продемонстрирована заводчанам как образец модификации «волги». Тут уж сами смотрите, Николай Андреевич. Или запускаем в ход моё заявление об умышленной порче государственного имущества, чтоб милиция завела уголовку, или снимаете стружку с ВОХР, объявляете выговор за недобросовестное несение службы и вычитаете деньги из зарплаты. Машина, кстати, понадобится уже завтра.

— Хоть Киселёва отзывай с пенсии!

Настроение Пугина мне не нравилось категорически. Я принял АЗЛК в куда худшем положении — почти лежачем. ГАЗ твёрдо стоял хотя бы на коленях.

— Киселёв заметал мусор под ковёр. Рапортовал: всё тип-топ, всё идёт по плану. Я всего лишь приподнял и встряхнул ковёр. Разумеется, пошла пыль. Прочихаемся и двинем дальше, в будущее, а не заморозимся в 1960 году. Разберёмся с легковыми, возьмусь за грузовики!

Последним не утешил, а, скорее, добил.

Тем временем подошла пора открывать собрание. В импровизированном президиуме набралось почти столько же народу, что и среди правонарушителей, плюс пара милиционеров. Чуя неладное, секретарь парткома Щекочихин кинулся впереди паровоза и принялся гневно обличать нарушителей дисциплины. Всё бы ему сошло, но по правую руку от меня сидел второй секретарь обкома.

— Остановитесь, Олег Михайлович. Я сказал: помолчите! — чиновник повысил голос, потому что их назначенец, набрав скорость, не сразу успел притормозить. — А теперь ответьте на вопрос. Вчера утром на пятиминутке у Генерального директора вы назвали распоряжение ЦК и министерства об остановке выпуска 3102 «антисоветской провокацией», тем самым подстегнули трудовой коллектив к открытому бунту. Чем объясните свою политическую близорукость?