Красавчик. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Я покачал головой.

Сан Саныч прожевал, указал на меня надкусанным бутербродом.

— А как ты хотел-то, Красавчик? — сказал он. — Как в фильме «Старик Хоттабыч»? Чтобы Григорьич выдернул волосок из бороды и случилось чудо? В жизни так не бывает, Красавчик. Разве ты это ещё не понял? Ты уже не малец. Соображать должен, что у всего в этой жизни есть своя цена. В том числе: у хороших и благородных поступков. Как тебе ценник за жизнь Лебедевой, Красавчик?

Я повернулся к прадеду.

Тот придвинул к себе тарелки с нарезкой, намазывал на хлеб сливочное масло.

— Что ты имел в виду, дед? — спросил я. — Только не нужно законов физики. Что такое закон сохранения энергии я помню. А вот ты, похоже, его значение не понимаешь. Обойдёмся без умных фраз. Поясни своими словами. Какие платки тебе нужны? Зачем? Чья кровь на них должна быть? Где я эти платки возьму? Что ты намерен с ними сделать?

— Кхм.

— Я говорил тебе, Григорьич, — произнёс Александров. — Это никакой не закон сохранения энергии. Это больше похоже на закон сообщающихся сосудов. Я его в школе проходил, точно помню. Григорьич, ты ведь тоже льёшь из одного сосуда в другой. Разве не так? Или это я про закон Архимеда вспомнил? Там тоже про какую-то жидкость было, да?

Алексанров покачал головой, взглянул на меня.

— Вот она старость, Красавчик, — сказал он. — Всего пятьдесят лет. А память уже не та.

Сан Саныч вздохнул и сунул в рот бутерброд.

— Для лечения Лебедевой мне понадобится три пропитанных кровью платка, — сообщил Юрий Григорьевич. — Один платок с кровью Елены Лебедевой. Два других — с чьей угодно кровью. Лишь бы только те люди сейчас были живы. Только учти, Сергей: те двое, чьей кровью ты пропитаешь ткань, умрут. Вот такое вот оно моё волшебство. Кхм.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Соотношение спасённых к убитым при использовании моей способности два к одному, — сказал он. — Невесёлая математика. Но иначе у меня не выходит. Я пробовал. Вон, Саня не даст соврать. Меньше, чем два к одному не получается. Похоже, что эффективность моих действий плоховата. Потому что половину энергии я теряю. Вопреки тому самому закону.

Мой прадед развёл руками.

— Потому и происходит такой относительно неравноценный обмен энергией. Мы с Саней компенсируем его за счёт выбора личностей пациента и доноров. Во время войны с этим у нас проблем не было. Я со спокойной душой менял две жизни фашистов на одну жизнь советского солдата. Благодаря Саниной помощи. Теперь ситуация изменилась.

Юрий Григорьевич положил на хлеб (поверх слоя масла) сыр и колбасу. Поднял на меня глаза.

— Приятно быть спасителем, Сергей, — сказал он. — Кхм. Проблем с кандидатурами для исцеления моим волшебством не бывает. Вон их сколько сейчас у меня в больнице. Выбирай любого. Все — прекрасные и достойные люди. Вот только где я для каждого из них раздобуду двоих недостойных? Это тогда, в войну, каждый пленный немец казался нам врагом.

Сан Саныч кивнул.

— Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет, — пробубнил он.

— Сейчас иные времена, Сергей, — сообщил Юрий Григорьевич. — У нас в стране нет разделения на врагов и друзей. Точнее, все советские граждане наши друзья. Как выбрать из всех этих «друзей» двоих, кто отдаст жизни для исцеления нужного тебе человека? Мы с Саней подобрали пока лишь один критерий. Но люди, подходящие под него, встречаются нам нечасто.

— Какой критерий? — спросил я.

Александров хмыкнул, активно заработал челюстями.

— Критерий простой, — ответил Юрий Григорьевич. — Под него подпадают люди, которые перестали быть людьми. Как тот человек, чью кровь я сейчас храню в сейфе. Помнишь платок, который ты позавчера нашёл «поиском»? Владелец той крови сейчас жив. Пока. Советский суд не так давно приговорил его к высшей мере социальной защиты.

— Упырь он, — пробубнил Александров.

— Тот человек, — произнёс мой прадед, — я сознательно не называю его имя, приговорён к смертной казни за убийство пяти человек…

— Шести, — сказал Сан Саныч.

Он стряхнул с пальцев крошки и взял с тарелки очередной кусок хлеба.

— Кхм. Да. Наш советский суд уже приговорил его к смерти. Постановление окончательное и обжалованию не подлежит. Поэтому мы с Саней раздобыли его кровь. Она пригодна к использованию до тех пор, пока этому преступнику не пустили пулю в голову. Рассчитываю, что распоряжусь платком с пользой. Как только найду второго такого же кандидата.

Юрий Григорьевич отсалютовал мне бутербродом.

— Пока не знаю, чью жизнь спасёт смерть этого преступника, — признался он. — Решу это, когда обзаведусь вторым платком. Уверен… кхм… что без проблем найду кандидата в спасённые. Как я тебе уже говорил: таких у меня в больнице всегда много. Вот только не все нынешние кандидаты доживут до появления второго платка. Когда я его найду? Кто знает?

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Дед, ты хочешь, чтобы я его нашёл? Кандидата в смертники?

— Кхм. Двоих кандидатов. Для спасения Лебедевой нужно убить двоих. Мне интересно, какое решение ты примешь. Я хочу, Сергей, чтобы ты понял всю ответственность, которая ляжет на тебя после обучения этой новой способности. Чтобы ты понял: она не только спасает жизни, но и отнимает их. Кто умрёт ради жизни твоей Алёны? Есть мысли на этот счёт?

Юрий Григорьевич сделал глоток кофе и сказал:

— Надеюсь, Сергей, теперь ты понял, почему я храню свою способность втайне от других. Представь, что о ней узнают… не те люди. Я говорю о тех, кто свои проблемы ставит выше чужих жизней. Или о тех, кто оправдывает свою жестокость нуждами страны. Представь тот конвейер из смертей, среди которого пройдёт остаток моей жизни. Или твоей жизни.

Мой прадед пристально посмотрел мне в глаза.

— Кхм. Ты хочешь так жить, Сергей? Я не захотел.

Сан Саныч создал очередной бутерброд, положил его перед собой на тарелку.

— Красавчик, а вот я с Григорьичем не согласен, — заявил он. — Давно ему говорю: жалость и совестливость — для слабаков и святош. Лес рубят, щепки летят. Мы взрослые люди. Все эти сказки о ценности чужой жизни пусть слушают дети. Вот я бы ради жизни Григорьича сточил полшприца крови с первого встречного. А что такого? Кто потом докажет убийство?

Александров ухмыльнулся и развёл руками.

При этом он не спускал с меня глаз.

— Вот согласись, Красавчик, — сказал Сан Саныч. — Ведь все же умрут. Рано или поздно. Не наша в том вина. Вот если бы не Григорьич, а я выбирал, кто умрёт раньше, а кто позже… Я бы так развернулся! Только подумай: наши родственники и друзья никогда бы не болели и жили до глубокой старости. Какое нам вообще дело до незнакомых людей?

Александров вскинул руки.

— Ты только прикинь, Красавчик. Никто ведь не повесил бы на меня убийство. Ну, умерли бы пару стариканов с соседней улицы. Такое бывает. Жизнь она такая… иногда обрывается внезапно и без видимой причины. Да и чем не причина: старость? Зато я вылечил бы Григорьичу сердце, Варя не страдала бы от артрита. Вот скажи, Красавчик, есть у тебя болячки?

Сан Саныч легонько стукнул меня по плечу кулаком и по-дружески улыбнулся.

— Тебя бы я тоже подлечил, — заверил он. — В два счёта!

Александров вскинул руки.

— Кхм.

Мой прадед сделал глоток кофе, взглянул на меня поверх чашки.

Я тоже посмотрел на Юрия Григорьевича. Наши взгляды встретились.

— Так что мне нужно сделать, дед? — спросил я. — Найти двух смертников? Я правильно тебя понял?

Юрий Григорьевич кивнул.

— Всё верно. Кхм. Именно так, Сергей.

Сан Саныч снова прикоснулся к моей руке.

— Взгляни на это под другим углом, Красавчик, — сказал он. — Ты сделаешь это ради благой цели. Ведь ты спасёшь Елену Лебедеву! Разве это не благородная цель? Помнишь, что я говорил? Лес рубят, щепки летят. Думай о деле, Красавчик. Не переживай о щепках. Я с самого начала говорил, что Григорьич слишком боязливый и осторожный. Как дитя, честное слово!