Тьма. Том 6 - Лео Сухов

Откуда только силы взялись? Только что же висел мешком!

Впрочем, экономить силы у слуги не было резона. Лучше уж хотя бы побрыкаться напоследок.

— Уведите! — болезненно поморщившись, приказал царь.

Его поверенный, два ратника и бьющийся в истерике слуга покинули кабинет. Однако истерические вопли ещё какое-то время слышались из-за двери. А ведь здесь, между прочим, хорошая звукоизоляция…

— Разрешите идти, ваше величество? — спросил Постриг, получивший приказ.

— Иди, Слава! — кивнул царь. — И ты, Иванов, давай… Узнай, какая сука это всё придумала.

— Боюсь, немного доказательств мы найдём… — заметил Иванов.

— А мне много и не надо! — буркнул царь.

Иванов и Постриг вышли, оставив внутри только меня, царя и дворецкого.

— Виталька! — царь посмотрел на дворецкого, которого я бы в жизни так простецки не назвал.

Всё-таки этому почтенному мужчине было годков уже под девяносто.

— Да, ваше величество? — спокойно отозвался тот.

— Проверь всех слуг лично, будь добр! — велел царь. — Донеси им историю Полторашкина и напомни о жестокой каре за предательство. Можешь ещё красок добавить, чтобы совсем уж впечатлились. Всё ясно?

— Да, ваше величество, — кивнул дворецкий. — Прислать вам слугу с напитками или снедью?

— Пусть вино принесут… Для меня и Седова… — с задумчивым видом отвернувшись к окну, буркнул царь.

— А может… — начал я, намекая, что мне бы тоже свалить и не отсвечивать…

Однако государь придерживался иного мнения.

— Сиди уже! С кем мне ещё пить-то? С котом, что ли, с твоим валерьяны налакаться? Это ты гость, тебя по делам гонять не положено. А остальные на работе, вот и пусть побегают. А то совсем расслабились и мух не ловят… Целый отряд ОИС под носом высадился, ишь ты!..

— А что за ОИС? — поинтересовался я.

— Орден Истинных Саксов, — объяснил царь. — Те ещё мудаки, если честно… Но со своими правилами.

— Наёмные убийцы? — уточнил я.

— Они самые, — кивнул государь.

В этот момент дверь открылась, и вошла служанка с подносом, на котором виднелась бутылка вина, порезанный кубиками сыр и два бокала. Поставив поднос на стол, она дождалась знака от царя и удалилась, поклонившись сначала государю, а затем мне.

— Были возможности вырезать эту заразу… — пояснил царь, указав мне на бутылку, и я разлил вино по бокалам, не забыв кивнуть, оценивая проявленное доверие. — … Только на их место обязательно придёт зараза ещё хуже.

С этими словами он взял бокал и поболтал вино, глядя на свет. А затем сделал большой глоток и хмуро поглядел на меня:

— Я же тебе вчера говорил, что люди добра не помнят. Вот тебе и пример… Сорок лет этот Полторашкин служит моему роду. У него, думаешь, оклад маленький? Да как бы не так! У царских слуг оплата от тысячи рублей в месяц.

— Ого! — впечатлился я.

— Вот-вот… Сорок лет жил, нужды не знал, но всё равно решил подзаработать на моих гостях… Сколько некоторым людям ни давай, им всё мало будет. Одним пряником верность не обеспечить, Федь… Иногда вот так пороть приходится. Показательно…

Царь поднял палец к потолку, а потом вновь приложился к вину:

— Тебе не понравилось, что я Полторашкина казнить велел, да?

— Если честно, показалось, что это слишком жёстко, государь… — признался я.

— Мне тоже это не нравится. За такое надо, в худшем случае, на каторгу отправлять. А вообще, достаточно уволить с позором, — вздохнул царь. — Но потом ведь какой-нибудь другой Двулитрушка решит, что раз наказание слабенькое, то и риск оправдан. И обязательно рискнёт. А потом и ещё кто-нибудь… И вот так, чуть по чуть, одни предатели вокруг и останутся. Наш род за эту ошибку однажды уже дорого заплатил, в начале девятнадцатого столетия…

Рюрикович задумался, отпил ещё вина и закончил:

— Твой род и Покровские — тоже. Не забывай эту историю, Седов. Ты — неудержимый. Ты высоко взлетишь. Вы все высоко взлетаете. Но чем выше паришь в небе, тем сильнее грохот от падения.

— Летать-то мне всё равно недолго… — я поморщился, вспомнив о сроках будущей жизни.

— Никто не знает этого наверняка! — отмахнулся царь. — Не так вас много было, чтобы нормально изучить. Да и у тебя, сверху всего, особенность родовая. Седовы, прямо как неудержимые, в кризис прямо на ходу хлопаются, даже не подозревая, что сейчас начнётся. И тоже толком задержать ничего не могут. И что? Плохо жили? Хорошо жили! И долго жили, кто научился с этим справляться. Тебе так даже легче. Может, и протянешь свои полторы сотни лет.

— Ваше величество… А можно как-то подробнее узнать про неудержимых? — отставив бокал с вином в сторону и взглянув Рюриковичу в глаза, спросил я.

— А тебе зачем? — царь слегка наклонился вперёд, не отводя испытующего взгляда.

— Мне очень хочется разобраться, что я из себя представляю. А ещё хочу понять, что такое Тьма и откуда она вообще взялась… — подумав, пошёл ва-банк я. — Нельзя же бороться с тем, чего не понимаешь.

— Можно, и даже удачно, Федь! — усмехнулся царь. — Блистательный Поход и Африканские Войны это доказывают. Бороться можно. И даже побеждать можно. Просто ни один народ не может вечно воевать. Сто-двести лет ещё можно потерпеть. Но не тысячу же…

— Получается, мы сейчас отступаем, чтобы народ отдыхал? — нахмурился я.

— Отступаем мы, Фёдор, потому что народ уже отдыхает! — царь хохотнул, допил вино и поставил пустой бокал на стол, сделав мне знак подливать. — Ну и ещё потому, что мы, Рюриковичи, больше не помогаем. Но мы тут не ключевая сила, Федя. Мы только усиление. Любой может быть сильным и решительным. У любого где-то внутри есть ярость, которую надо направить на врага.

— Ярость, государь? — я налил ему вина.

— Ярость… Наш род отличает от других не сила, не мудрость, Федь, а ярость! — усмехнулся государь. — Тогда, в девятом веке, когда мои предки на Русь пришли, захватить власть во всех восточнославянских землях мог лишь тот, у кого башню вовремя сносило. У моего рода сносит. Я ведь могу, если разозлюсь, богатура раскатать в тонкий блин. А я сам, между прочим, не богатур!..

— А я думал, богатур… — удивился