Маньякой 2 - Константин Владимирович Ежов

Пусть пока всё непонятно. Пусть за стенами корабля – галактика. Пусть я враг в системе координат, и меня, возможно, будут искать…. А может, никто и не помнит уже.

Но всё ещё жив. И рядом – Фёкла.

***

Когда она сказала "мне нужно, чтобы ты просто выслушал", ещё не знал, что именно собирается услышать. Но по лицу понял: ничего хорошего.

Она сидела ровно, почти по-военному. Руки на коленях. Голос – ровный, только губы предательски дрожали. И, по правде, с самого начала знал: дело плохо. Но, знаешь, в такие моменты у людей появляется привычка отрицать очевидное. Поэтому просто молчал. А она говорила.

- Мы… падаем.

- Что? – глупо переспросил её.

- На Луну. Не на настоящую. На вашу, местную

- Гравитация зацепила?

- Не только. Система автокоррекции управления умерла. Да и энергоблок…, – она чуть дернула плечом. – В общем, ситуация необратимая. Корабль не спасётся. Мы падаем. И шанс уцелеть – почти ноль.

В тот момент сидел, смотрел на неё, а в голове – тишина. Та самая, радиоэлектрическая, абсолютная. Может, это и был шок. Может, просто усталость от всех катастроф сразу. А она продолжала, глядя в пустоту:

- Этот отсек при ударе разгерметизируется. Все аварийные уплотнения уже выгорели. Я проверяла. Тут нет шансов.

На это лишь промолчал. А куда я денусь с подводной лодки-то?

– Да. Есть капсула гибернации. Одна. Маленькая. Я брала её…, – она вдруг как-то стыдливо отвела взгляд, – …не думая, что мне кто-то понадобится. Знаешь, так бывает. Когда покупаешь что-то… на всякий случай.

– И?

– И ты туда не влезешь.

Опять промолчал. Потому что знал. Габариты. В некоторые шлюзы-то влезал со скрежетом. А в капсулу…. Она рассчитана на типовую имперскую комплектацию. А я не типовой. Даже по нашим меркам. Ни по росту, ни по ширине, ни по костной структуре. Не влезу. Физически.

- Но ты… ты должна.

- Нет, – спокойно сказала она.

- Что значит – нет?!

- Если бы ты влез туда, я бы может и подумала. Если капсул было две… Но сейчас – либо одна, либо никто. А если никто – то не хочу быть тоже одной.

Она произнесла это с такой усталой, удивительной нежностью, что не сразу нашёл, что ответить. Молчание стало липким, вязким. Как невесомость – только внутри. А потом вдруг вскинулся.

- Слушай. Ну это же… глупо.

- Наверное.

- Героизм? Или что?

- Не знаю. Просто хочу провести остаток времени с тобой.

- А я не хочу видеть, как ты.

Она молчала. Я тоже. А потом добавила тихо:

- А ещё… даже если выживу, кто меня найдёт? Эта капсула – песчинка в космосе. Без энерго-маяка, без привязки. Отсек уже изолирован, и как только корабль умрёт, от него не останется и сигнала. Так что, возможно, просто буду долго-долго спать. И когда закончится энергия, просто не проснусь. И всё.

Она усмехнулась. Легко. Почти буднично. Как будто рассказывала о неудачной попытке сварить рис.

- Знаешь, – сказал ей, – я тебя люблю, наверное.

- Наверное?

- Ну, я же инженер. Мне надо сто раз проверить всё.

- А я точно, – сказала она. – Вот тебе и разница между русским и узбечкой.

Мы сидели рядом. Долго. Просто сидели. Плечом к плечу. Молча. Без слёз, без трагизма. Как люди, которым осталась только ночь до утра.

Но потом… потом не выдержал.

Когда она заснула – наконец, поддавшись усталости – снял со шкафа старую аптечку. Открыл. Нашёл инъектор. Убедился, что заряд снотворного всё ещё стабилен. Смотрел долго. А потом вколол ей сон. Аккуратно. Почти нежно. Так, чтобы не проснулась.

И отнёс. На руках. Как в тех старых фильмах, которые никто не смотрел. До капсулы гибернации. С трудом, потому что дверь уже подзаклинивало. Потому что гравитационный перекос. Потому что сил почти не осталось.

Открыл створку. Проверил питание. Минимум. Но шанс.

Вложил её. Ровно. Ну, как умею. Как пацаны вкладывали куклы в игрушечные ящики в детстве. Только теперь – по-настоящему.

И закрыл.

Не запечатал. Не герметизировал. Просто закрыл, чтобы потом завершить цикл. Когда всё будет готово. Когда решусь.

Вернулся. Сел. Оперся спиной к переборке. Загерметизировал. Запустил работу капсулы и стал ждать. Ждать конца.

Сначала просто сидел. Потом полезли разные мысли. Сначала – про то, как корабль развалится. Потом – как может быть чудо. Потом – как она, возможно, выживет. Потом – пустота.

А потом, всё-таки, заснул.

А проснулся от звука. Он пришёл из глубины, снизу, снизу корабля. Металл. Не просто скрип. Не гул. А именно стон. Глухой, вгрызающийся, сминающий. Как будто бы сам корпус начал плакать.

Глава 5

Очнулся… в один момент. Без медленного просыпания, без зевков и путаницы в мыслях. Просто как будто кто-то в голове щёлкнул рубильником, и всё: уже не там – среди умирающего металла – а здесь. В комнате. На полу.

Рывок.

Не сразу понял, что упал. Рефлексивно дернулся назад, оттолкнулся от пола, почти отскакивая от сферы, как от открытого огня. Сердце бухало, как будто его гнали кувалдой по ржавой бочке. Влажные ладони. Холодная спина. Металлический привкус во рту.

Мику сидела у консоли, обернувшись, и смотрела на меня. В её взгляде был немой вопрос, но, пожалуй, не только. Там было ещё что-то близкое к испугу. Она не приближалась. Просто сидела, глядя на меня…. Как на что-то опасное. Или непредсказуемое.

А я… не мог говорить. Рот будто пересох. Язык - деревянный, как доска. Горло стянуло чем-то вязким, как тёплой ватой.

И всё ещё слышал…. До сих пор слышал этот стон металла, тот самый, от которого разламывались переборки, от которого мертвели уши и уходила вера в спасение. И даже сейчас, здесь, в другой реальности, в другом времени, возможно, он звучал где-то внутри, как эхо собственной гибели, не состоявшейся, но будто бы и не отменённой.

Воздух. В тот момент, там – когда это было? Минуту назад? Час? Неделю? Воздух