Апостол Кармы - Максим Злобин

Михаил Михайлович посмеялся собственной шутейке, и протянул мне руку:

— Ну так что? На позиции?

* * *

На ферму к Брюллову меня привёз таксист по фамилии Шапочка, — именно так было написано в лицензии, приклеенной на подголовник пассажирского сиденья. Однако это была не самая большая его странность. Самая большая — это заваленная мягкими игрушками торпеда и флаг Переславля на крыше, — две чёрные рыбки на жёлтом фоне.

И вот то ли патриот он, а то ли психопат.

— Хорошего дня! — так искренне сказал мне парень, что я аж поверил.

— И вам.

Шапочка улыбнулся и поехал по своим таксистским делам, а я остался у больших деревянных ворот. Выполненные под старину, они вели на фермерские угодья Юрия Ивановича Брюллова, — ему принадлежал жирный кусок земли к северу от города, чуть дальше Красной Деревни.

Разбираться в аристократической иерархии я начал в очень раннем возрасте, и потому прекрасно помню, что титулов дядь Юра не имел. Пускай из-за Аномалии концентрация титулованной аристократии в Переславле и впрямь большая относительно всей Империи, он был просто наследным дворянином.

То есть покупать ману он мог, но лимитировано. Плюс обязан был отчитываться зачем да почему она ему понадобилась. Это я могу зайти в любое отделение РосМаны и купить столько, сколько захочу, — были бы деньги, — а вот дядь Юре приходилось каждый раз проходить сквозь бумажный ад.

И думается мне, что он его проходил.

Ведь всё-таки неспроста друид-фитомант подался в фермеры. Значит, зарабатывал он именно при помощи своей магии. Во всяком случае, из детства я чётко помню, как на новогоднем столе у него стояли арбузы.

Динь-донь! — в деревянные врата была вмонтирована вполне себе технологичная система наружного наблюдения со звонком.

— Я ничего не покупаю, — донёсся голос из динамика. — Про бога говорить не хочу. Подите прочь, я вас не…

— Дядь Юр! — крикнул я, покуда Брюллов не бросил трубку. — Это я!

— Кто «я»?

— Серёжа Каринский.

На какое-то время по ту сторону повисла тишина, а потом:

— Сергей⁈ Ты⁈ Вернулся⁈

— Да, дядь Юр.

В трубке пискнуло, и вместе с тем щёлкнул затворный механизм ворот.

— Заходи давай скорее!

По ту сторону ограды я первым же делом нарвался на большую асфальтированную парковку. На ней стояла парочка фур, прицеп без головы и несколько «каблучков» с изображением фруктовой корзины на борту.

А за стоянкой сразу же начинался облепиховый сад. Жирный такой. Деревья в нём как будто приуныли под тяжёлыми оранжевыми гроздьями ягод, а чуть дальше виднелись крыши ангаров и парников. Парников, понятное дело, не деревенских, — из плёнки и оконных рам, — а больших и промышленных.

Но прогуляться и толком осмотреться я не успел, потому как уже через несколько минут вдали послышалось надсадное тарахтение.

— Добро пожаловать, Сиятельство! — крикнул дядь Юра, выскочив из-за облепихи на квадроцикле.

Ехал Брюллов стоя на прямых ногах, а одет был в убитое — треники с оттянутыми коленями, выцветшую футболку и резиновые сапоги. Изменился? Да не сказать, чтобы очень сильно. Всё такой же огромный мохнатый мужичара с лицом мультяшного бегемота.

Разве что седины в волосах чуть добавилось, да чуть морщин вокруг глаз.

— Здравствуйте, дядь Юр.

Рукопожатие Брюллов отверг и вместо этого стиснул меня в объятия. Отсмеялся, подивился тому, как я вымахал на Новой Земле, а затем резко сделался серьёзным:

— Ну ты как?

— Да нормально вроде.

— Ты знаешь, что? Ты насчёт отца не верь никому, и не думай. Не мог Ромка против Империи пойти, уж я-то знаю.

— На самом деле, именно об этом я и хотел с вами поговорить.

— В доме, — дядь Юра швырнул в меня мотоциклетный шлем. — В доме поговорим.

Пять минут тряски на багажнике квадрика, и вот мы сидим на террасе возле особняка Брюллова. И пахнет горелой щепой от самовара, и солнце играет свозь кроны берёз, и стол ломится от странных фруктов.

— Питахайя, — пододвинул мне дядь Юра тарелку с белыми ломтиками. — Он же драгонфрут. Нашинский, переславский. Второй сезон уже им торгуем. А ещё личи, манго и карамболой. Только дуриан никак не приживётся, чего я только не перепробовал. А он же знаешь какой полезный? Знаешь, какой дорогой? Подумываю вот внутри Аномалии участок прикупить и там его высадить, вдруг попрёт?

Тут Брюллов понял, что слишком увлёкся работой, снова нахмурился и вернулся к теме:

— Папка твой, значит. Н-да-а-а-а…

— Дядь Юр, вы расскажите всё, что знаете, пожалуйста.

— Так ведь никто ничего не знает, Серёж. И весь город упорно делает вид, что ничего не произошло.

— Это я уже заметил.

— Ну смотри, значит, — в задумчивости, Брюллов укусил звёздочку карамболы и сморщился. — Всё время забываю, что она декоративная. Так вот! Я когда узнал, что к Ромке домой маски-шоу нагрянули, первым же делом к нему поехал. Самого его застать не успел, да и на участок меня не пустили…

— Секундочку, — перебил я. — То есть вы видели тех, кто приехал на арест?

— Да.

— И кто это был?

— А чёрт их знает. Ни знаков различия тебе, ни погон, вообще ничего. Просто человечки в чёрном. Тайники наверное…

«Нет, не тайники» — подумал я про себя, но перебивать не стал.

— Не драться же мне с ними, верно? Хотя мысль такая была, — хмыкнул Брюллов. — Но я всё равно постоял там, Серёж, посмотрел. Разговорил-таки одного солдатика. Тот мялся-мялся, а потом и говорит, мол, Каринский немцам какую-то секретную разработку передал. А больше, мол, и сам не знаю.

— Вот как.

— Ага. Да только где твой отец, а где немцы?

Действительно, история с немцами какая-то чушь, тут и думать нечего. А вот насчёт разработок… подтвердилась моя собственная догадка. Что-то такое отец изобрёл, из-за чего у него и начались проблемы.

— Над чем он там в последнее время работал не спрашивай, всё равно не знаю. Тихушник у тебя отец, никогда ничем не поделится.

— Может вёл себя странно как-то в последнее время?

— Не странней обычного. А хотя, — задумался дядь Юра. — Кошака себе завёл. Страшного, как моя жизнь. Но это, как мне кажется, к делу не особо относится. Ты давай-давай, ешь питахайю! Свежая! Только утром с куста сорвал!

Не знаю почему, но именно в этот момент мне вдруг так приятно стало. Как бы так объяснить? Я вдруг понял, что нахожусь не в вакууме. Что город не переставал жить в моё отсутствие, и вокруг