Жрец Хаоса. Книга VIII - М. Борзых

Ну что же, посмотрим, что там наши русские учёные умудрились обнаружить такого на Курильских островах, что мы с японцами до сих пор за них собачимся.

М-да, если бы спустя час Мария Анатольевна не попыталась меня сама вырвать из объятий истории, описанной в атласе Лаптева, я бы, пожалуй, пожертвовал ещё хоть пинтой крови для того, чтобы дочитать всё, что там было описано. Твою мать! Это же сколько всего интересного хранилось на землях империи и сколького мы совершеннейшим образом не знаем! А что ещё хранится в архивах императорских, если даже в магической академии лежит подобная информация под носом у студентов? Но неужто никто не пойдёт брать подобную книгу? Я уже давным-давно закончил читать про те же Курилы, переместившись дальше в раздел по Сахалину и Камчатке, а в какой-то момент сам не понял, как начал изучать земли пристоличного региона. И, если уж на то пошло, даже отыскал упоминание земель, относящихся к выданным в своё время нам императором в качестве вотчины. Признаться, всё, что я вычитал за это время, больше походило на некие сказки. Однако же, если хотя бы часть из этого была правдой, то земли в империи выдавались не просто так и явно не по принципу «на тебе, княже, что погаже». А ведь я наши болота именно так и воспринимал.

Возвращал атлас Лаптева я в несколько ошарашенном состоянии, при этом искренне поблагодарил библиотекаршу за то, что она всё-таки вернула меня в реальность.

— Мария Анатольевна, если бы не ваша забота, боюсь, я бы зачитался здесь до глубокой ночи.

— Не зачитались бы, — хмыкнула она. — Вас уже сестра приходила искать, но, увидев, что вы заняты обучением, сказала, что заглянет через четверть часа.

Остался подождать с пользой сестру, а сам в итоге её же и задерживаю.

Я обернулся к Берсеньевой.

— Милая волшебница, благодарю вас за столь интересное чтиво и… могу только посочувствовать вашему нелёгкому труду.

— Вы о чём? — нахмурилась библиотекарша, принимая у меня фолиант и делая некую отметку в формуляре.

— Да я про эту вашу демоническую лестницу, по которой вам приходится взбираться и по памяти отыскивать, где находится та или иная книга. А вдруг забудете? А подняться вверх да спуститься вниз — те ещё физические нагрузки.

Берсеньева улыбнулась открыто, и даже взгляд её за стёклами очков несколько потеплел.

— Вы на моей памяти первый аристократ, который озаботился удобством службы библиотекаря в магической академии.

— Мария Анатольевна, уж простите, но вы не только библиотекарь, но ещё и весьма миловидная барышня. А долг любого мужчины — заботиться о комфорте окружающих его женщин.

— Да, только у всех разное понятие о комфорте, — хмыкнула Берсеньева. — Простите, — тут же поправилась она.

— Да нет, что вы, не извиняйтесь.

— А по поводу вашего вопроса могу ответить, что у меня абсолютная память. Я прекрасно знаю, где располагается любая из книг, правда, для этого мне приходится немного покопаться в анналах собственной памяти. Собственно, поэтому я и работаю здесь, в библиотеке. Как последний представитель рода Берсеньевых, поступила в академию в своё время по императорской квоте, так и осталась служить на благо империи в академии.

— Вам с вашей абсолютной памятью, думаю, не было бы равных на любом поприще, — без всякой лести констатировал я. А интуиция тут же настойчиво потребовала обратить на девушку более пристальное внимание.

— Как знать, как знать, Юрий Викторович. В основном те ведомства, которые делали мне деловые предложения, предлагали копаться исключительно в грязи, мне такое было не по нраву, уж лучше книги — они честнее, — ответила библиотекарша.

— Позвольте не согласиться, — возразил я. — Историю пишут победители, а уж они вертят эту самую историю на таких органах, что многим даже и не снилось.

Берсеньева рассмеялась.

— О-о, да, не могу с вами не согласиться. Но всё равно не могу себе отказать в удовольствии читать.

Поблагодарив девушку, я пообещал, как-нибудь зайду к ней в другой раз и запрошу не менее интересный для чтива и обучения фолиант.

— Заходите, приятно пообщаться с человеком, не имеющим в мой адрес ни горизонтальных, ни матримониальных планов, — хмыкнула Берсеньева.

— Взаимно, Мария Анатольевна! Приятно было познакомиться, — я попрощался с милой барышней, оказавшейся нашим академическим библиотекарем, и отправился на выход. Там меня уже ждала Эльза, держа в руках артефакторное огниво и прожигая себе ладонь. Стоял невыносимый сладковатый запах горелой шкуры.

Как только кожа сестры начинала чернеть, она тут же принималась залечивать рану, разглядывая, как слои кожи восстанавливаются под воздействием её магии.

— Сестра, мы же с тобой уже разговаривали, что обучаться стоит на ком-то, а не на себе. И, если не ошибаюсь, ты мне обещала, что подобного не повторится, — заговорил я, прежде чем огниво чиркнуло ещё раз.

— Ой, Юр, — отреагировала лекарка на меня, подняв восторженный взгляд. — Нас сегодня обучили локальному обезболиванию, вот я и тренировалась. Нам сказали, чтоб оно само на автомате включалось, нужно десять тысяч раз повторений. А я только сотню за сегодня сделала.

Нет, всё-таки моя сестра — неисправимый фанатик своего собственного дела.

* * *

Владимир Ильич Капелькин, бывший архимаг, давным-давно разменявший полторы сотни лет, согласился на кураторство первокурсников в столичной академии магии по двум причинам. Первой была весьма прозаичная, которую он и озвучил при общении со своими новыми подопечными — маги до конца своих дней находятся на службе у империи. Они — ресурс, которым империя пользуется в полной мере. Если можно проигнорировать письма от Гильдии Магов и Министерства обороны, то из Канцелярии Императорского дома — нет. Пожарским не отказывают.

А вторая… это письмо от внучки того, кто когда-то спас его, не бросив подыхать в жерле Шивелуча. Некогда девчонка с двумя косичками, непоседливая и живая, она написала ему, когда лишилась магии полностью. Письмо в большей мере было похоже на исповедь, и завершалось словами:

«Когда-то я спросила у деда, что дало вам силы жить дальше после вашей потери. В детстве потеря ранга архимага казалась мне проблемой вселенского масштаба. Тогда дед ответил мне лишь одно слово — „семья“. Лишь много позже я вспомнила это слово, когда лежала развалиной без магического средоточия и, казалось, без души. Спасибо за пример».

Владимир Ильич выбрался из собственного подземного бассейна и навёл справки о княгине Угаровой, а заодно и о составе первокурсников столичной академии. Живя затворником последние