Музыка нас связала... - Сергей Линник
***
Помощь пришла относительно скоро. Часа через два, в течение которых я лупил по двери сначала ногами, а потом обломком доски. Жаль, мысли в моей голове появляются редко, а то сразу сообразил бы, что от кроссовок звук глухой, и к тому мне попалась не самовосстанавливающаяся модель.
— И чего шумим? — раздался чей-то сиплый баритон вскоре после очередного сеанса стука в дверь. — Кто там?
— Откройте, пожалуйста, — попросил я в меру сил уверенно и вежливо. — Я в сарае из погреба сюда провалился, а там внутри стеллаж упал, назад лезть боюсь.
— Чей сарай? — продолжил допрос обладатель баритона, не торопясь выпускать меня на волю.
— Евгении Максимовны.
— Женьки, что ли? Из четвертой квартиры?
— Да, я племянник ее.
— Чтой-то сдается мне, ты брешешь. Всех племяшей ее знаю — Дашку, Сашку и Лёньку. Твой голос на мамин совсем не похож, — фальшиво и издевательски пропел мой потенциальный спаситель. — Вызову-ка я ментов, пусть они разбираются.
— И что бы я украл в том сарае? Обломки раскладушки? Или банку варенья тридцатилетней давности? Да и у вас здесь особо не поживишься. А с милицией придется время терять, ждать, пока протокол составят, в отделение потащат. А меня выпустят, потому что документы лежат у тетки в квартире. Зато вам от моей свободы прямая выгода. Благодарность с закуской.
— Ладно, жди.
Неужели голос разума в кои-то веки победил? Или местный сторож позарился на обещанный гонорар за освобождение? Нет, это дело святое, вот доберусь до куртки, сбегаю в магаз, и принесу бакшиш, что скажет, мне нетрудно.
Минут через пять снова проскрипел гравий под подошвами, звякнул ключ. Впрочем, звука, издаваемого открытым замком, я не услышал.
— Отойди-ка к задней стенке и отзовись оттуда, — велел голос спасителя.
Я включил фонарик, который, естественно, давно потушил для экономии заряда, и шагнул назад.
— Всё, дальше некуда, — объявил я.
— Доску брось.
— Так она вон, возле двери лежит.
— Вернись и забери, а потом бросишь.
— Готов! — крикнул я, выполнив вполне разумные требования из-за двери.
— Открываю. Смотри у меня, не вздумай дурковать!
Звякнул еще раз ключ, потом рявкнул засов, и дверь открылась. Наконец-то! Я шагнул к свету, и тот самый голос вдруг удивленно произнес:
— Стас? Ты откуда здесь взялся?
***
В первый момент я подумал, что это сын дяди Феди, который в нашей горбольнице работал за сторожа, дворника, слесаря и электрика. И вообще, старшим куда пошлют. Жил он как раз в том же доме, что и моя тетка, только во втором подъезде, где квартиры были, как политкорректно называли, «с общей кухней». А потом вспомнил, что никаких детей у вредного мужика не имелось. И жены тоже. Он племя младое и хорошо ему знакомое на дух не переваривал. Так нам казалось в детстве.
— А вы Федору э-э-э, запамятовал отчество, родней приходитесь? — спросил я, чтобы по возможности уйти от ответа на заданный вопрос.
Тема моего портретного сходства с умотавшим в эмиграцию из родной семьи моим папашей в детстве, отрочестве и юности иногда возникала. Время от времени находилась какая-то звезда, которая, картинно вздыхая, говорила: «А на отца-то похож! Две капли воды! Ой, Верочка, прости, не подумала!». И даже мне, сопляку с мозгами размером с булавочную головку, становилось понятно, что твари эти специально подкатывают, чтобы маме было плохо.
Последние лет тридцать про две капли никто не вспоминал. Да и маму я забрал к себе, как только заработал немного денег даже не на покупку, а на съем пристойного жилья. Но это совсем другая история.
— Какая нафиг родня? Я и есть Федор. Других не знаю.
Я шагнул на улицу. Освободитель мой и вправду выглядел именно как дядя Федя — худой как щепка, со сморщенным лицом, напоминавшим старую картофелину, чудом пролежавшую год в укромном месте. Вот и кепку-восьмиклинку точно такую он постоянно таскал, и зимой и летом, как артист Боярский свою шляпу. И куртка болоньевая, в пропалинах и лоснящаяся от старости и грязи.
— Спасибо, что выручили, — сказал я. — Мне вас где сейчас найти можно будет? Здесь? Я мигом, только в «Пятерку» сбегаю. Вам пиво? Полторашку? Две? Или водку?
— Не, не Стас. Но похож...
— Да убили вашего Стаса. В девяносто втором, в Иркутске. Нам извещение зачем-то прислали. Наверное, вместо алиментов за всю жизнь.
— В каком девяносто втором? Доме, что ли? — удивился Федор.
— Году, конечно. Уж тридцать лет как прошло.
— А ты тогда кто?
***
Восемьдесят четвертый год! Охренеть и не встать! Как такое может быть? Сорок, блин, лет, год к году. Они где? А я что?
Первым, как ни странно, пришел в себя абориген. Мы с ним долго вели разговор глухого со слепым, но в конце концов пришлось поверить. Странный он, этот Федя. Фаталист до мозга костей. Будущее? Ладно, хрен с ним. Рассказать, что дальше случится? А зачем? Жизнь, она ведь от этого не изменится. А будешь кричать на каждом углу, так хорошим это не кончится. И даже возможность выиграть в «Спортлото» отверг. Сказал, что от шальных денег добра не бывает. Удивительно рациональный человек.
Это я бегал курицей с отрубленной головой, и выдавал идеи, одна глупее другой. Начал с лотерейных билетов, а закончил поиском кладов. Долго я не мог свернуть с пути внезапного обогащения. И только потом пришла та самая мысль. Лёнька, братик мой. Ведь ему осталось...
Спасибо Федору, он-то как раз голову на месте крепко держал. И задал самый рациональный в этой ситуации вопрос:
— А назад к себе теперь сможешь? Или насовсем сюда?
Второго варианта мне только и не хватало. Без средств к существованию, без документов, без ничего! Даже если и получится убедить свою родню, что я тот, за кого себя выдаю, то дальше-то как? Без трудовой книжки при советской-то власти... Наверное, можно, но очень трудно...
Пока я предавался рефлексии и устраивал похороны себя, любимого, Федор на месте не сидел. Отобрав фонарь, он полез смотреть, что там творится у той дыры, через которую меня сюда занесло.
Светодиодное освещение его ни грамма не смутило. Похоже, достижения цивилизации Федора вообще мало трогали. Отношение к вещам у него было утилитарным. Светит —