Режиссёр из 45г - Сим Симович
Лет тридцати, худощавый, с острыми скулами и тёмными волосами. Шрам над левой бровью. Усталые, но живые глаза. Не Альберт Герхардович Вяземский, сорокалетний клипмейкер с пивным животиком и залысинами.
— Какого... — прохрипел он чужим голосом.
На столике у кровати лежали документы. Красная книжица — военный билет. Альберт схватил её дрожащими пальцами.
Леманский Владимир Игоревич
1915 года рождения
Оператор кинохроники
Демобилизован 20 мая 1945 года
1945-й год.
Альберт медленно опустился на кровать.
За окном — Москва. Но не та, что он знал. Деревянные дома с резными наличниками. Брусчатка. Трамвай, визжащий на повороте. Женщины в платьях и платках. Мужчины в гимнастёрках и кепках. Флаги на домах — красные, со звездой.
Из открытого окна тянуло свежестью. Май. Солнце. Запах сирени.
И голос из коридора, весёлый, женский:
— Володя! Володенька, ты проснулся? Соседи чаю зовут испыть!
Володя. Владимир Игоревич Леманский.
Альберт — нет, теперь Владимир — закрыл глаза, сделал глубокий вдох.
«Я умер. Меня расстреляли на съёмочной площадке за дурацкий клип. И теперь я... здесь. В 1945-м. В теле фронтовика. Режиссёра.»
Режиссёра.
Не «Альбертика». Не клипмейкера. Режиссёра.
Он открыл глаза и посмотрел на свои новые руки. Молодые. Сильные. Живые.
За окном — весенняя Москва, только что пережившая Победу. Люди, которые хотят радоваться жизни. Кино, которое ещё не снято. Шанс, которого у него никогда не было.
Владимир медленно встал. Подошёл к окну. Внизу, во дворе, дети играли в войнушку, размахивая палками-автоматами. Девушка в светлом платье шла с авоськой, напевая что-то. Старик на лавочке читал газету.
Жизнь. Простая, тёплая, настоящая.
Владимир усмехнулся. Где-то в другой жизни, в другом времени, на холодной съёмочной площадке лежало тело Альберта Вяземского, убитого за никчёмный клип.
А здесь... здесь был товарищ Леманский. Режиссёр.
И впереди было всё.
— Володя! — снова позвал голос из коридора.
— Иду! — отозвался он и удивился твёрдости в собственном голосе.
Владимир Игоревич Леманский взял со стола военный билет, сунул в карман и вышел из комнаты.
28 мая 1945 года.
Первый день новой жизни.
Владимир вышел в длинный коридор коммунальной квартиры. Деревянный пол скрипел под ногами. Пахло щами, табаком и чем-то ещё — домашним, уютным. Вдоль стен — двери с табличками: «Семья Петровых», «Гражданка Соколова», «Леманские».
Леманские. Во множественном числе.
Сердце ёкнуло.
— Володенька! — Из двери в конце коридора выглянула женщина лет пятидесяти с небольшим. Седеющие волосы убраны под платок, фартук поверх простого платья, добрые усталые глаза. — Ну наконец-то! Я уж думала, проспишь до обеда. Как себя чувствуешь, сынок?
Владимир застыл.
Сынок.
Женщина подошла ближе, и он автоматически отступил на шаг. Она не заметила, взяла его за локоть, заглянула в глаза:
— Володя? Ты
