Музыка нас связала... - Сергей Линник

— Никогда не соглашайся на сделку, не уточнив условий, — покачал я головой. — Так можно остаться и без штанов, и без квартиры. Выполнишь просьбу — дам переписать что захочешь. Обещаю.

***

Федора я ждал еще минут двадцать. Наверное, труба никак не сдавалась. Но ничего страшного. Времени у меня — вагон и маленькая тележка. И это — до минимального уровня гипогликемии, когда проблему можно спокойно решить парой карамелек.

В подвале царила интимная полутьма, так что я продолжил читать с телефона. Ту же книгу. Пришлось немного полистать, вспоминая, где остановился в студии звукозаписи, но это не беда. Когда услышал, как в замке провернулся ключ, успел одолеть страниц десять.

— О, ты уже здесь, — удивился Федор. — А мы только закончили. Ну, спрашивай, что там у тебя за вопросы возникли.

— Первое. А расскажи-ка мне об Алле Викторовне. Очень уж она повышенный интерес ко мне проявляет.

Федор чертыхнулся, вытаскивая из пачки почти пустую «Приму».

— Неудивительно. Старая любовь, она не ржавеет... Вот же зараза, как можно выпускать такую дрянь? Зато моль не заведется — все карманы в табаке.

— Какая еще старая любовь? — вернул я разговор в нужное русло.

— Обычная, каком кверху. Стас, он же кобель тот еще был. Если какую бабу не оприходует, это для него как вызов было. А тут приехала врачиха молодая, симпатичная. Он к ней, она не против. Туда-сюда, с полгода они повстречались, и папаша срулил к твоей мамке. А Алка — беременная. Ходила, скандалила, да только толку с того? Такая история. Неинтересная.

Федор нашел наконец целую сигарету, закурил, и мы молчали, слушая потрескивание табака во время затяжки.

— А кого родила? — спросил я.

— Мишку. Он сейчас в институте учится.

— Значит, племянница, — протянул я.

— Ты о чем? — удивился Федор.

— Да вот, сейчас покажу.

Я вытащил телефон, пролистал немного — вот, сразу за показаниями счетчиков. Ирина Михайловна. Снимал ее на ходу, но вышло вполне сносно.

— И что же, вот этой финтифлюшкой фотографировать можно? — ткнул пальцем Федор. — Дорогая, наверное?

— У каждого бомжа есть, и у малолетних детей тоже.

— Во намайстрячили! А это кто? — показал он на экран.

— Сейчас, погоди, — и я увеличил масштаб пальцами. — Смотри.

— Ну Алка вылитая, — удивился Федор. — Родинки только на виске не хватает.

— Получается, внучка ее, Ирина Михайловна. Хирургом в больнице работает. Только она не родилась еще.

— Вот дела...

— Поэтому тетя Женя и не захотела о ней разговаривать.

— К ней на кривой козе не подъедешь, эта да, — Федор докурил сигарету до малюсенького бычка, который удерживал кончиками пальцев, буквально с полсантиметра длиной, бросил его на пол и затоптал. — Ну, а второй вопрос... Самый интересный, да?

Я достал из рюкзака плитку «Риттер-спорт».

— Шоколадку будешь? С миндалем.

— Сейчас нет, — ответил он, но лакомство забрал. — Вечером с чаем съем.

— И об этом второй вопрос. Выяснилось, что таскать вещи я могу только оттуда сюда. А назад не получается. Бублики купил в булочной, а на выходе одна труха.

— А ты ж хотел меня туда целиком затащить, — напомнил Федор. — Я бы тоже, как те бублики, рассыпался. Только зуб железный на память остался бы, — он щелкнул по фиксе в нижнем ряду. — Но ничего страшного в этом не вижу. Значит, и всякая гадость по дороге дохнет.

— Хотел испытать на других материалах. Дерево, стекло, металл.

— А на хрена? Ты хотел тут по дешевке тысяч пять кирпича купить и к себе перетаскать? Или спекуляцию затеять? Это гиблое дело. Сам ты до ювелирного не дойдешь, граница твоя не пускает. А я, даже если захочу, куплю там барахла только один раз. На второй ко мне ребята в серых костюмах придут и начнут спрашивать, откуда у меня такие богатства. Им что отвечать? «Знакомый из будущего попросил для коллекции?» И ты особо не разбогатеешь, и мне неприятности. А с братом что?

— Работаю над этим. Нашел тут одного...

— Без подробностей, Саня, — махнул рукой Федор. — Действуй, дело твое. Только вот подумай: а на хрена ты это делаешь?

Я молчал.

— Сорок лет прошло, — продолжил он. — Что тебя тянет вытаскивать Леньку?

— Мама, — сухо ответил я.

Федор кивнул. Я посмотрел на него и добавил:

— Она до самой смерти каждый день его вспоминала. И плакала. Не напоказ, а втихаря, у себя в комнате. Думала, не вижу. Знаешь, как это было?

Федор ничего не ответил.

— Мне хотелось, чтобы ей было хорошо.

***

Вечером я сходил к тете Жене — исполнил обязательную программу: накормил, почитал вслух, забрал вещи для стирки. Но когда вышел из больничных ворот, свернул в другую сторону. Просто так, без особой цели.

Остановился у дома Аллы и взглянул на окна. Свет горит — кто-то есть. Можно заглянуть на огонек. Но зачем? Если она жива, то что я скажу восьмидесятилетней женщине? В этой версии вселенной мы даже не знакомы.

Развернулся и пошел обратно.

«I’m sentimental, if you know what I mean», — вспомнилась строчка из старой песни. Да уж. Становлюсь сентиментальным. Возраст и безделие делают свое дело.

Дома загрузил стиралку и устроился на кухне. В ожидании, пока закипит вода, раскрыл томик Вересаева. Пожелтевшие страницы, ощутимый вес книги в руках — я снова начал находить в этом удовольствие. Даже закладка, случайная, но какая-то уютная.

Фотография. Та самая — с тетей Женей на субботнике. Я всегда смотрел только на нее. Она не очень удачная, потому что тетя отвернулась от объектива и лицо почти не видно. Но сейчас взгляд зацепился за задний план.

Трое. Алла. Мой непутевый отец, подающий ей грабли. И еще один мужчина. Высокий, почти на голову выше Аллы. В темном плаще, на лацкане которого поблескивает значок. Прямоугольник, приколотый к ткани. Что это?

Может, спросить у тети Жени? Отличная идея... если хочешь, чтобы фото тут же оказалось уничтожено. Лучше уж поговорить с той, что тянет руку за граблями.

Вода в кастрюле зашумела, подавая сигнал о скором закипании. Я встал, потянулся за солью.

И тут в прихожей скрипнула половица.

Я замер.

Тишина.

Дом старый, тут все скрипит... Я уже собрался списать это на случайность, но скрип повторился. Блин,