Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел

— О, Гелий! — обрадовался мне каменщик и протянул варежки на оценку. — Скажи ж развалятся.

Приняв варежки, я покрутил их в руках, проверил на прочность швы — очень даже добротные! — и соврал:

— Развалятся.

— Да тебе откудова знать, ты ж с Оттоманщины, у вас там зимы и не бывает! — справедливо заметил торгующий шкурами, тканью и готовыми изделиями паренек лет двадцати с куцей русой бороденкой и большими зелеными глазами.

Сын Матвеев, глаза одинаковые, а бизнес — семейный.

Окружающие поддержали его хохотом — умыл грека!

— Зимы, может, и нету, а товаров всяких, при всем уважении к каравану вашему доброму, повидал поболее твоего, — ответил я чистую правду.

С высоты моего уровня потребления окружающий мир ничего кроме удивления не вызывает: это вообще что? Продукт? Ох, знали бы вы…

— Ежели не беречь, так и любая вещь развалится, — не менее справедливо заметил купец.

— А нам «любую» не надо, нам хорошую, — ответил ему Ярослав.

Вернув ему варежки, я счел свою помощь достаточной и пошел левее, к телеге со шкурами, одну из которых чуть ли не обнюхивал своим крючковатым носом Василий. Тоже к зиме готовится. И другие бы готовились, да денег нет, только на «казенные», монастырские одёжки уповать и приходится. От холода никому помереть не дадут, но латанные-перелатанные, сменившие десятки владельцев, намертво пропитавшиеся их потом, вонью и блохами шмотки не наш путь.

Волчья шкура в эти времена стоит недорого, и является основой зимних одежд многих простых людей. Я пока в числе таких с поправкой на иностранность. Круговорот меха в природе — волк охотится на овцу, а охотник — на него. В стране, где очень много лесов и не так много животноводства, как хотелось бы, волки представляют собой изрядную проблему. В регионах, где волков слишком уж много, за их убой даже доплачивают из казны. В общем — волчий мех по карману всем. Недороги и заячьи шкурки — ушастой живности в лесах хоть отбавляй. Дороже — бобр с лисой. Очень дорогие, и поэтому идут в основном на экспорт, куницы и соболя — здесь их вовсе нет, кому продашь?

— Осенью-то мех погуще будет, — вынес вердикт Василий.

— Осенью и цены погуще будут, — пожал плечами тот же купец, умудряясь параллельно торговаться с Ярославом и другими покупателями.

Опыт.

— Помочь тебе мож, Гелий? — в кои-то веки решил показать другую сторону своего поганого характера Василий. — У вас-то там, чай, зимы и нету.

Народ поржал. Полагаю, скоро мне придется выслушивать «у вас же там зимы нету» от каждого второго в любой минимально подходящей ситуации.

— Спасибо, — не стал я отказываться. — Зимы и впрямь нету, но меха с Руси видал не раз, они по всему миру славятся.

И без того радостные от вносящего в жизнь разнообразие мероприятия русичи стали еще довольнее — национального самосознания еще толком нет, а национальная гордость есть.

— Меха у нас славные, — подсуетился купец. — Да и другой товар добротный, ничего за две зимы не развалится! — продолжил торг с Ярославом.

— Вот эти хороши, — подсказал мне Василий, указав на третью, пятую и седьмую в первой стопке, а потом на вторую, четвертую и шестую во втором. — А эта еще лучше, да ее я себе заберу, — похвастался той, что в руках.

Ошибка.

— Эта дороже, — оценил интерес плотника купец.

— Сговорились же уже, — напомнил Василий.

— То мы за эти и эти сговорились, — показал на те стопки шкур, которые не удостоились внимания плотника.

— Пёс с тобой, — буркнул Василий и бросил шкуру на телегу. — На рынок через две седмицы поеду, там небось три шкуры за шкуры не дерут.

Врет, нечего ему там делать, по рынкам да городам с поручениями штатные монахи ездят. Нет, теоретически может на хвост упасть, но батюшка келарь летом его точно не отпустит, работы полно, а тут еще и тандыр.

— Да оно не больно-то отличается, — пошел клиенту навстречу купец. — От уговоренного-то. Ты не ярись, авось и сговоримся.

Я тем временем, отдельно отложив указанные плотником шкурки — ежели человек «шарит», чего бы не послушать? — зарылся в шкуры остальные, надеясь найти золотую середину между качеством и ценой.

Тщетно — кроме того, что уже нашел Василий, ничего реально достойного не нашлось, но добрать шкур до потребного объема удалось. Десять минут торга, и мы с плотником получили сырье для зимних нарядов. Он — одну шкурку, потому что из нового ему только штаны нужны, а в запасе еще некоторые меха есть, а я — десяток, что Василий и некоторые окружающие монахи признали достаточным для двух комплектов: для взрослого и ребенка, количеством. Дополнительно — шкурки заячьи, на шапки да варежки.

К этому моменту довольный Федька успел вернуться, отдать корзину купцу, и за это получить награду в виде чести тащить шкуры. Тяжеловато, но жизнь в эти времена вообще не сахар. У Ярослава с Василием еще остались дела, поэтому мы договорились встретиться у тандыра, и мы с Федькой пошли «домой».

— А это на зиму тебе, дядька Гелий? — прокряхтел пацан вопрос в закрывшую его голову стопку шкур в руках.

— Нам, — поправил я. — Зима близко.

— Зима всегда близко, — ответил Федька абсолютной истиной. — А это у тебя чего в руках, дядька Гелий?

— Чернила да бумага, будем тебя грамоте учить.

— А! — ответил пацан.

Помолчали.

— А что такое «смерть», дядька Гелий? — тихо спросил он.

Так только дети умеют: все нормально, спокойно себе проводишь время, на мир светит ласковое летнее солнышко, и тут БАХ — мощным ударом в самое нутро прилетает такой наивный и такой сложный вопрос.

— Смерть — это как родиться наоборот, — осторожно ответил я. — А чего батюшки про нее говорят?

— Что смерть — это просто ступенька на пути к Богу, — ответил Федька. — Только ежели люди к Богу уходят, почему все грустят?

Ну и что с ним с таким делать?

— Потому что людям грустно, когда другие уходят навсегда, — ответил я то единственное, что мог.

— Грек идет, богатства несет! — внезапно раздался сверху голос юродивого.

Подняв взгляд, я увидел склонившийся с монастырских ворот силуэт Иннокентия. Расхохотавшись, тот бросил в меня чем-то, я на автомате увернулся, а когда поднял взгляд обратно, юродивого уже не было. Опустив глаза, я увидел валяющийся в дорожной пыли, ржавый и кривой гвоздь. Шизофреник средневековый, блин.

Глава 11

Пока мы с мужиками сооружали второй тандыр, монастырь переживал очень неприятные для себя и всех его жителей перемены. Сегодняшней ночью доселе не шибко наглевший, трусоватый и надолго «залегающий на дно» после «дела» ворюга потерял голову и слегка «пощипал» жилой корпус, который я для себя окрестил «общежитием монахов среднего ранга». Они тоже у купцов закупались, и по утру обнаружилось аж трое пострадавших.

Крыс ненавидят в любом социуме, и это на взгляд любого здравомыслящего человека единственно правильное отношение к оным субъектам. Кража сама по себе грех, даже если воровать что-то у врагов (хотя тут есть нюансы), а когда внутри монастыря заводится тот, кто обносит своих же… Хуже этого может быть только маньяк.

Епископ, которые скоро нагрянет, по общему мнению всех, с кем я об этом разговаривал, едет не ради инспекции, а лишь прикрывается ею, на самом деле собираясь по просьбе игумена поймать воришку и вернуть монастырю покой. Соверши свой грех воришка один-два раза, никто бы в набат бить не стал, а напротив — постарались бы «замолчать» проблему. Суеты лишней, особенно если в ней участвует начальство, никто не любит, но решить проблему своими силами местные не смогли, а вор, собака проклятая, грешит систематически и униматься не собирается.

Так-то первая кража еще месяца за три до моего здесь появления случилась, но длинный интервал до следующего преступления — аккурат на второй день моего в монастыре пребывания — никого не обманул: тот же это лиходей, как пить дать!

Впрочем, «детективная миссия» епископа не помешает ему и впрямь провести инспекцию. Чего два раза ездить? Удобно очень: в ходе расследования все равно придется шататься по монастырю и опрашивать его жителей, так чего бы заодно отчетик в аппарат не составить?