Тьма. Том 6 - Лео Сухов
Государству я эти книги готов был разве что продать. И задорого. И дело было не в отсутствии патриотизма. Его-то, патриотизма то есть, у меня с головой хватает, причём ещё с прошлой жизни. Дело было в том, что ни одно государство тоже не откажется подзаработать на таких вещах. Особенно люди из нижней прослойки управленцев.
— Нет, Кислый, жечь мы ничего не будем! — отрезал я и тут заметил у стены тёмное пятно. — Опа! А это у нас что?..
Обнаруженная темнота оказалась проходом. И, судя по увиденному, делали этот проход на века. А может, даже и на тысячелетия.
Пол в нём был составлен из массивных каменных плит размером метр на метр. При этом они ещё как-то хитро стыковались друг с другом. А стены, на них покоившиеся, сходились наверху арочным сводом, который, опять же, видимо, не требовал скрепляющего раствора. Исключительно лишь тонкой подгонки.
— А вот и вход! — обрадовался Кислый.
— Пройдёмся? — предложил я.
— Давай!
Пригибаясь, мы вместе вошли под каменные своды и осторожно двинулись вперёд. Ход оказался прямым, будто был прочерчен по линейке. Один только раз нам попалось какое-то ответвление. И если я правильно посчитал по шагам, оно было уже где-то на территории раменья.
Ну а вскоре мы натолкнулись на толстенную деревянную дверь, запертую на замок. Правда, на наше с Кислым счастье, сгнила она окончательно и бесповоротно. Так что, вырвав из гнилья механизм замка, нам удалось без проблем эту дверь открыть.
Сразу за ней начинался колодец с винтовой лестницей. К слову, на этом участке было весьма сыро. Я вспомнил описание пруда из той статьи, что нашла София, и подумал, что выйдем мы, похоже, в чудесную чжунгскую беседку.
Так, собственно, и оказалось. Вот только выйти мы не смогли. Беседка стояла сверху, опираясь прямо на стены колодца. Однако же выхода нигде видно не было. А если он и был, то мы его не нашли.
— Ну что, посмотрим ответвление? — поинтересовался я.
— А то! — азартно согласился Кислый.
Зря мы так… Было же написано, что Лампа мог промышлять работорговлей. А мы, занятые поиском сокровищ, уже успели об этом подзабыть. Так бы хоть морально подготовились…
Ответвление вело к лестнице, спускавшейся ещё ниже. И вот там, на глубине примерно десяти метров, находился ещё один тайник.
Где когда-то содержали то ли рабов, то ли пленников.
— Хренасе! — присвистнув, оценил Кислый. — Десять скелетов, Седой… Это кладбище, выходит, ещё на землях твоего особняка?
— Нет, это под раменьем, получается… — ответил я. — Значит, оно городу принадлежит.
Десять камер с каменными стенами и решётчатыми дверями. Десять пленников, прикованных к стене, чтобы нельзя было добраться до дверей. Десять кляпов во рту, чтобы не могли переговариваться.
А когда Лампа внезапно умер, не осталось, видимо, и тех, кто знал об их существовании. Эти люди были ещё какое-то время живы. И сидели в темноте, мучительно умирая от жажды и голода.
А теперь уже и не получится понять, кто это был, чтобы достойно захоронить… В сыром ответвлении сгнило всё, что могло, а кости, большей частью, осыпались на пол.
И только в одной камере удалось обнаружить что-то, указывающее на личность пленника.
Вернее, пленницы, судя по остаткам туфельки.
На полу рядом с костями лежал золотой перстень с родовым гербом. Медведь с копьём, стоящий на задних лапах. Я сходу не смог припомнить, кому этот герб принадлежит, но перстень забрал, накрепко запомнив, в какой именно камере его нашёл.
— Бр-р-р-р-р! Седой, пошли отсюда! — не выдержав осмотра останков несчастной девицы, попросил Кислый.
— Ты что, покойников боишься? — удивился я.
— Да не, просто как-то давит тут… Своды, воздух тяжёлый… Гадость! — содрогнувшись всем телом, ответил Кислый.
— Ладно, пошли, — тоже не желая задерживаться, согласился я.
Если у пленников и были другие украшения, по которым их можно было опознать, то явно не золотые. А их при тусклом свете фонарика обнаружить нереально: наверняка они давно окислились.
Когда возвращались, услышали голоса Авелины и Софии. Те звали нас. Они даже рискнули спуститься в пролом, подсвечивая себе фонариками. А вот проход, по которому мы с Кислым ушли, не рассмотрели. И очень удивились, когда мы из него вышли.
— Что там? — с интересом спросила Авелина.
— Проход в раменье, ну и остальное… — ответил я и показал ей перстень. — Знаешь этот герб?
— Дай-ка погляжу… — нахмурив брови, попросила девушка. — Подсвети, пожалуйста!
А через секунду подняла на меня взгляд и с удивлением спросила:
— Ты что, не узнал?
— Нет… — признался я.
— Это герб Дашковских, младшей ветви Дашковых, — пояснила Авелина. — Федя, тебе геральдику надо обязательно подтянуть.
— Надо… Просто ещё не успел заняться всерьёз, — признался я.
Да и когда бы? Это Авелину с детства натаскивали на все эти гербы и знамёна. А я в те годы мечтал, скорее, о богатстве и о новой квартире, чтобы не в глухом углу.
Да о чём угодно, только не о дворянстве.
— А где вы его взяли? — сосредоточенно морща лоб, спросила Авелина.
Пришлось рассказывать о найденной тюрьме. Ну и о выходе под беседкой. После чего мы всей толпой вылезли наверх и отправились в раменье. Надо было проверить, что мы с Кислым всё верно поняли.
Да, оказалось верно. Камень беседки я сразу узнал. А заодно понял, почему раньше, когда гулял поблизости, не обращал на неё внимания. Вокруг беседки росли старые ели, надёжно скрывая её от посторонних глаз.
Зимой, к счастью, прохожих в раменье и так было немного. Поэтому наш явно чрезмерный интерес к архитектуре беседки никого не удивил.
— Что теперь? — спросила Авелина, когда мы вернулись в особняк и снова засели в гостиной, среди завалов хлама.
— Для начала понять, что со всем этим делать! — признался я. — В любом случае, на всё, что нашли в тайнике, надо наложить нашу родовую лапу. Вот только… Теперь здесь точно потребуется охрана.
— У меня в пандидактионе, на одном году со мной, учится старший сын владельца одного охранного предприятия, — наглаживая разомлевшего Тёму,
