Воин-Врач VII - Олег Дмитриев
— Искусство приготовления пищи сродни волшебству, магии, уважаемый Абу, — согласился Чародей. — Всё имеет значение: качество исходных ингредиентов, способ приготовления, специи… О, специи — моя слабость! Не могу есть пресное и безвкусное, а еда без перца и соли кажется мне именно такой. Но, как говорил один великий лекарь прошлого, «лекарство от яда отличает доза». Вот, к примеру, в каком-нибудь из государств появляется много дешёвой соли. Начинают медленно разоряться те, кто занимался ею там. Скудеет ручей щедрых податей от них в казну. Но пока радуется простой люд: каждый теперь может позволить себе щедро посолить любое блюдо, не только богатые. И они начинают привыкать к этому. А к хорошему, как у нас говорят, быстро привыкаешь.
Тайный посланник, пока не вполне ясно от кого именно, слушал великого князя, задумчиво оглаживая холёную бороду. Всё так же белоснежную, как и до трапезы, контрастировавшую со смуглой кожей. Иногда кивая, подтверждая, что без соли вкус не тот совершенно. И что о поставках на Византию дорогого продукта по бросовым ценам тоже знал. И лишь сейчас из первых уст узнавал причины такой странной щедрости ко врагам.
— Когда ты всю жизнь питаешься одной брюквой или финиками, а потом начинаешь вкушать дивные блюда из жирной баранины, посоленные от души, очень трудно отказаться от них после. Многое можно отдать, многое сделать для того, чтобы сохранить привычное положение вещей. А когда много народу разом готовы делать и отдавать — это могущественная сила, с которой невозможно не считаться, — продолжал Всеслав, видя, что дед разговором захвачен полностью. И что тех нескольких лафитничков, что проскочили за недавним обедом, разглядеть в нём не получалось. Поняв, видимо, что шутить тут любили и умели, но не всегда, звездочёт моргнул и мгновенно сделался трезв, как стёклышко. Талантливо, сильно. Как в том бородатом анекдоте про актёра-корифея из старого МХАТа: «а вот это, мой мальчик, надо сыгра-а-ать!».
— Но, как тоже говорят в наших краях, «много хорошо плохо», — князь еле заметно склонил голову и я хмыкнул внутри, увидев, как профессионально «отзеркалили» движение и Абу, и Абрам. Как матёрые переговорщики и торговцы. Или обезьяны, что подошли слишком близко к удаву.
— Допустим, в одной стране, привыкшей к богатой и широкой жизни, вдруг закончились хлеб и мясо. Сперва пропадая в провинциях, зля их жителей, а после и в центральных землях, пугая тех, кто отвык от голода и трудной работы. И вот уже к весне богатая страна доедает последний хрен. Зато с солью. Запивая мучительную жажду. Из колодцев, что несут изнуряющие… хвори, — поправил мою формулировку Всеслав, справедливо решив, что не стоило про понос за столом-то.
Достопочтенный Абу Муха́ммед ибн Джабир ар-Рави́ уже не гладил бороду степенно. Он вцепился в неё обеими руками, сжав пальцы. И давно не моргал, глядя на собеседника, как тот самый удав на кролика. Или наоборот.
И рекомендую ещё вторую главу глянуть — там Дарёна появилась)
Глава 11
… но не над нами
— Я, уважаемый Абу, двух вещей не люблю сильнее прочих, — решил чуть отойти от кулинарии великий князь. — Лжи и страха. И в себе, и в остальных. Себе, семье и друзьям я их запрещаю или, по крайней мере, стараюсь запрещать. Скажи, Гнат, дружище, когда мы стояли напротив лагеря Вильгельма Бастарда на том поле, кто боялся?
— Они, — хмуро, но быстро и честно ответил друг. — Нам некогда было. Такую чёртову кучу народу к праотцам наладить — когда уж там бояться?
— Позволь представить тебе, дорогой друг, Гната по прозванию Рысь. Мой верный воевода и крёстный отец моего первенца, Романа. Воин исключительной храбрости и редкого благоразумия, — не обращая внимания на подозрительный взгляд Гнатки, отрекомендовал его Всеслав.
Вероятный посланник великого визиря раскланялся с молодым нетопырём под пристальным взглядом старого.
— Другим же я запрещать лгать и бояться не могу. Кому-то хватает личного примера, моего, семьи, дружины. Кому-то нужно больше времени, чтобы увидеть очевидные преимущества. Для того, чтобы убедить людей, я не стесняюсь просить о помощи уважаемых отца Ивана и Буривоя, — продолжал протокольные мероприятия Чародей. — Они, заставив моё сердце радоваться и петь, отринули прежние споры и вражду, бросили выяснять, чей Бог сильнее и главнее, вняв голосу разума.
Звездочёт поручкался с патриархом и волхвом. Я только хмыкнул удивлённо, предположив, что на следующей встрече примут участие Будда и Конфуций, если живы ещё, или кто-то из их учеников. Кто там постоянным был? Далай-лама? Вот он. А папу Римского не позовём. Имеем же мы право на некоторые предубеждения?
— В границах союза держав, что ты мог видеть на площади, не принято задирать тех, кто верит в других Богов, называет одних и тех же разными именами. Не принято спорить, на каких языках возносить хвалу Им. Я, по скудоумию своему, в вопросах богословия не очень силён, но полагаю, что Вечный Огонь услышит слова, идущие к нему от сердца, не разбирая наречий, на которых те слова будут произнесены. Для беседы с Богом, по моему мнению, вовсе нет нужды тревожить тишину разговорами.
Перс напряжённо глянул на волхва с патриархом. Те согласно кивнули, торжественно и значительно.
— Твоя мудрость — услада для моих ушей, Всеслав, — осторожно начал он. — Я знаком с несколькими правителями, но ни один из них не позволил бы себе сказать подобного. Для властителя бывает удобнее, если весь народ страны верит в одного Бога. Уважаемые и важные люди могут поклоняться Тем, кому привыкли, но жители должны быть едины со Всевышним и властителем, что несёт слова Его.
— Боюсь, это может стать лишней бедой, достопочтенный Абу. Но я не вправе советовать ни тебе, ни правителям далёких земель. Скажу лишь, что на Руси жить стало проще и свободнее, когда одни люди по указу греков перестали жечь и резать других. Те, другие, чтившие веру наших предков, перестали прятаться по чащам и пещерам. На земле стало меньше лжи и меньше страха, — ответил Чародей уверенно и многозначительно. — Но позволь мне вернуться к разговору о кушаньях. Знаешь, бывает так, что Всевышний даёт щедрое угощение достойному. Но одному человеку не под силу совладать с
