Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий

— Ну? — требовательно спросила она. — Получилось?

— Получилось, — выдохнул Кулли. — Суккал заверил список наших даров, и я получу их у своего государя обратно. А царь Шутрук, в свою очередь, щедро меня одарит. Я сказал ему, что отдал свое и, мне показалось, что он даже растрогался.

— А верблюды? — встряхнула его за грудки Цилли-Амат. — Он поможет нам их вернуть?

— Он пообещал, — вытер пот со лба Кулли. — Но только это будет совсем не так, как мы с тобой рассчитывали. Меня не оставляет скверное предчувствие, моя дорогая. Царь Шутрук-Наххунте, да славится имя его, не произвел на меня впечатления человека, который легко прощает обиды. Он не станет писать писем и слать посольства. Он узнал, что ассирийцы сейчас уведут войска от столицы, и непременно воспользуется этим. Царю нужен был повод, чтобы напасть на беззащитные провинции Ассирии, и он его получил. Мне кажется, о жемчужина моего сердца, что мы с тобой только что развязали большую войну. И все это из-за какого-то стада верблюдов! М-да…

— Та-ак! — задумалась вдруг Цилли-Амат. — Война, значит… Тогда ты остаешься здесь и получаешь разрешение на торговлю. Пока соберут войско… Пока я съезжу в Вавилон… Отсюда до реки Малый Заб три недели пути, пусть четыре. За ней уже начинается ассирийская Аррапха. Пока эламиты пройдут земли диких касситов и лулубеев, что пасут своих баранов между Шушем и Аррапхой, они изрядно награбят. Представь, войско вошло в Ассирию, все радуются победам, а тут их встречает целый корабль, груженый вином из фиников! Ну скажи, драгоценный муж мой, разве я не молодец!

Глава 13

Еще месяц спустя. Год пятый от основания Храма. Месяц девятый, Дивонисион, богу виноделия посвященный. Западные пределы Ассирии.

Короткая прогулка до Каркемиша с целью потренировать молодняк и сбыть с рук одну из засидевшихся в девках родственниц обернулась полноценной войной. Мелкие городки мы частично взяли коротким штурмом, а частично принудили сдаться под честное слово. Мое войско так основательно подчистило местные закрома, что я уж начал переживать, не придется ли покупать зерно в Каркемише. Но тут наконец-то удача нам улыбнулась. Видимо, гонцы все же добрались до Ашшура, раз царь провел мобилизацию и теперь тащится «со всей силой своей», мечтая о личной встрече. Да, слава богам, он тащится прямо сюда.

Выражение «со всей силой своей» означает, что помимо регулярных войск, коих у Ашшур-Дана даже меньше, чем у меня, он собрал отряды знати из коренных провинций Ассирии и из покоренных земель востока: из бывшего царства Аррапха, провинций Замуа и Хархар. На сборы у него ушел всего месяц, и на дорогу сюда из Ашшура уйдет еще столько же. Честное слово, я уже устал ждать. Скоро осень, а зимовать я люблю не в шатре, а дома, у теплой печки. Чай не мальчик, в почтенных летах пребываю. Мне примерно двадцать четыре. Дня моего рождения отец не запомнил ввиду совершеннейшей ненадобности. Вроде бы я родился весной, но это не точно. Возможно, это был конец зимы. Он и в годе-то был не слишком уверен.

Встречный поток угнанного скота, с одной стороны, и воинской амуниции с другой, идет непрерывной рекой. Как ты ни собирай стрелы, а расход их у конницы все равно огромный. Вышли-то мы с тремя колчанами на брата. Девять дюжин, на один хороший бой. А тут что ни день, так вылазка по тылам неимоверно растянувшегося ассирийского войска. Мастерские в Угарите благословляют эту войну. На них, в отличие от несчастных жителей Хабхи, пролился серебряный дождь.

— Государь! — в мой шатер вошел трибун Тарис, который склонил курчавую голову. — Разведку ассирийцев видели отсюда в дне пути. Они идут прямо на нас.

— Ага! — удовлетворенно потянулся я. — Ну наконец-то! Тогда действуем по плану.

Сюда, на запад, ведет только один удобный путь. Такой, где в достатке воды и пищи. И этот путь мной основательно ограблен. Население разбежалось, колодцы аккуратно засыпаны или забиты дохлятиной, а зерна не осталось вовсе. Кормиться огромной армии негде и нечем, и Царская дорога, такая удобная и гостеприимная когда-то, станет для войска Ашшур-Дана дорогой смерти. Он же ведет с собой тысяч десять. Моим разведгруппам хватает мутного ручейка, ассирийцам же нужны многие тонны воды.

— Откуда столько войск? — спросил я у жрецов Сина, владения которых никто даже пальцем не тронул. И те охотно пояснили. В случае большой войны цари гонят всех подряд, срывая земледельцев со своих полей. Десять тысяч — это еще немного. Шутрук-Наххунте Эламский может привести и все пятьдесят. И эта безумная саранча не оставляет после себя ничего, кроме дочиста объеденной земли. Причем свои собственные владения могут грабить с тем же огоньком, что и вражеские. Жрать-то нужно что-то. Десять тысяч человек — это десять тонн зерна в день. Плюс боевые кони, которые на жухлой траве много не навоюют. Им тоже нужен овес. Тот запас, что приносит с собой воин, он съедает в первые же дни, а потом вся надежда только на грабеж. А вот тут облом! На этом пути все уже украдено до них. И сделано это тщательно, с глубоким знанием дела.

Переправа через Хабур в это время года несложна. Река едва ли по пояс в самом глубоком месте. Брод охраняет крепость Гузана, но его ополчение мы уже разбили, а с горожан взяли щадящий выкуп. Все равно у меня нет сил на полноценную осаду. Зато они теперь мне не мешают. Сидят за высокими стенами и носа не высовывают. Удобных бродов тут всего один, и обойти его нельзя никак. Поэтому, когда ассирийская армия показалась на горизонте своей бесконечной пыльной змеей, мы уже были готовы. Пять сотен конных лучников на переправе — страшная сила.

* * *

Господин Бел-Илани, носивший высокий титул ша пан экалли, хранитель печати, шел со своими людьми прямо за царским отрядом и дворцовой гвардией. Мерное покачивание колесницы навевало дрему, и только то, что он стоял, держась за тонкий борт повозки, спасало его ото сна. Вся аристократия Ассирии двинулась в этот поход, позабыв былые разногласия. Позади ведут свои отряды великий глашатай, нагир экалли, и великий виночерпий, раб шаке. А за ними идут аристократы чином пониже. Все вельможи дворца были потомственными воинами из знатнейших семей. И если господин Бел-Илани по долгу службы обязан готовить царские указы, то это совершенно не значит, что он был плохим бойцом. Совсем наоборот. Воевать его учили с детства, а с поводьями колесницы господин ша пан экалли обращался лучше, чем его жены с веретеном.

— Скверная война, господин, — почтительно сказал вдруг возница. — Подлая какая-то. Сколько хороших парней каждую ночь теряем!

— Да, — поморщился хранитель печати. — Не по-людски воюют.

Он вздохнул и глубоко задумался. Война эта — полнейшая дрянь. Каждую ночь на спящий лагерь летят стрелы, отягощая обоз ранеными. Их уже под две сотни. Воды очень мало. Приходится долго у мелких речушек стоять, а потом пускать разведку, чтобы найти источник или колодец, который еще не успели завалить падалью. Половина воинов из таких рейдов не возвращается. Их бьют всадники, что отринули заветы предков и сели на спины своих коней. А еще…

Хранитель печати скрипнул зубами от гнева. Унизительные воспоминания захлестнули его с головой. Он такие надежды возлагал на этих слюнявых зверей, что забрали у тамкара царя Талассии, но едва не превратился из-за них в посмешище. Проклятый купец не сказал, что покупать нужно еще и погонщиков, потому что незнакомых людей эти проклятые животные не слушаются. Когда на них попробовали навьючить груз, они только истошно ревели и плевались, никого не подпуская к себе. Господин ша пан экалли и сам один раз удостоился такого плевка, что едва не стоило ему репутации. За спиной начинали шушукаться и хихикать, а это верный признак того, что он потерял лицо. Невообразимая ситуация для персоны такого ранга. Но, видимо, Ашшур благословил его, наделив толикой здравого смысла. Он сделал вид, что так и было задумано. И что пройдет несколько месяцев, и искусные воспитатели коней справятся с этими зверями. Просто нужно время.