Крестоносцы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Будем надеяться, что они мира не захотят, и тогда пусть уж себя клянут, а не Бога, — не заметил, как сказал это вслух боярин.

Событие сорок третье

Вроде таких потоков крови профессор Виноградов насмотрелся в этом мире, что должен был привыкнуть, зачерстветь душою. Должен был. И даже сам считал, что привык, но в этот раз был даже для него перебор. Хоть ордынцев под Житомелем было гораздо больше, но тут так получилось, что выстрелы и огонь загнали сотни рыцарей и лошадей в неширокую в целом речушку Кражанте. Там они у умерли, не только её запрудив прилично, но и…

Вот до переправы бежит себе речушка серая такая, а потом бах, и дальше бежит розовая… Ну красно-буро-серо-розовая. Сразу этот цвет и не опишешь. Расхожее же выражение про реки крови. А тут увидеть это воочию довелось. Страшное зрелища. И плюс к этому звук. Совсем не немое кино. Орали, стонали, просили помощи и пощады люди. Ржали и стонали лошади. И как фон гул стоял от рвущегося к небу пламени. Накидали горшков артиллеристы прилично. А греческий огонь быстро гаснуть не хотел. Полыхал огромным костром, распространяя вокруг запах серы и горелого мяса. И изюминка ещё — запах горелой шерсти. Огромные чёрные клубы дыма сносило ветром на тот берег, где войска Андрея Юрьевича находилось.

Профессора от вида кровавой реки и букета запахов замутило, и он бегом бросился с холма к лесу, чтобы не стошнило. Перебор будет. Нельзя такое воинам показывать. Не поймут, и с таким трудом завоеванный авторитет рухнет. В глаза никто ничего, понятно, не скажет, но разговоры у костров и в казармах пойдут.

Повезло. Буквально только дошёл Андрей Юрьевич до опушки, как увидел чуть пожухлые уже листья щавеля и характерные метёлочки с семенами. Он набрал листьев полную пригоршню и запихал в рот. Кислота убрала спазм в горле и прочистила мозги. Но чтобы уж совсем окончательно прийти в себя, пришлось весь куст сжевать, даже побуревшие листья. Отплевался потом, ведь вместе со щавелем и другой травы первый раз хапнул.

— Княже⁈ — к нему ломился Данька, — Что случилось? Ранен⁈ — и видно, что и в самом деле за Андрея Юрьевича переживает.

— Прямо уж по нужде отойти нельзя. Ну и по дороге щавель увидел, решил полакомиться, — профессор указал пальцем на оборванный кустик.

— Фух, а я уж испужался. Ещё поискать? — и глаза уже рыскают.

— Поищи. Я пока дела свои сделаю.

Вернулись они, когда гридни, стрельцы и арбалетчики уже добивали раненых и обгоревших. Пленных Андрей Юрьевич приказал не брать. Их потом выкупят родственники или орден, и они опять будут захватывать земли, сея смерть и неся «истинную веру» язычникам. А мёртвыми они уже никакой веры никому не принесут. А деньги? Заработает. Стекло, булат, бумага, ковры и гобелены. Так скоро денег станет столько, что гиперинфляция начнётся. Все захотят питаться в три пуза, и цены на продукты подскочат. Захотят одеваться в шелка и парчу, и на ткани цена вырастет.

— Нужно будет, как войнушка закончится, сесть с тиунами и подсчитать, как производство продуктов питания увеличить или наладить прямую закупку у соседей и продажу в государственных магазинах по фиксированным ценам. Не дать дорваться до этого спекулянтам, — наблюдая, как его люди собирают всё железное с ливонцев, пробормотал себе под нос профессор Виноградов.

— Чего, княже? — опять неугомонный Данька выскочил, как чёртик из табакерки.

— Говорю, нужно отправить дозоры на тот берег, проследить куда пешцы пойдут.

— Так Анисим своих уже повёл.

— Вот и хорошо.

Событие сорок четвёртое

К яслям в конюшне они поводьями их привязали,

Полбу засыпали в ясли и к ней ячменю подмешали.

Гомер «Одиссея»

Емеля сидел в большой довольно-таки зале захваченного замка на троне, как иначе назвать огромный из морёного дуба изготовленный стул, весь покрытый искусной резьбой, и руками водил.

— Вот вы двое, несите мне гуся в яблоках, а вы… головы щучьи с чесноком. А ты не прячься за колонной и тащи молочного поросёнка, зажаренного на вертеле. А ты, в шапке с перьями, тащи жбан мёда стоялого.

И никто указания сидельца не поспешил выполнять, и не языковой барьер тому причина. Причина отсутствие всех тех, кому десятник стрельцов указивки выдавал. Дурачился Емеля. Вообще в зале никого не было. Все разбрелись по замку и подсобным строениям в поисках полезных вещей. А Емеля зашёл в это помещение и впечатлился не только размерами и не гобеленами даже на стенах между окнами, но главное — вот этой штуковиной чудесной — троном — стулом.

Сел он в него и представил себя эдаким фон бароном. Слуг у него полно, все ему кланяются и всякие вкусные кушанья приносят.

Эх, на самом деле есть хотелось. И даже более того, всё же нашли они в замке слуг, которые сейчас еду готовили на их отряд, на все двадцать два человека. Но не гуся в яблоках, а обычную кашу из полбы. А всем мясом там была довольно тощая молодая курочка, всё что удалось поймать. Во время боя какой-то гад открыл птичник и те разбежались по всему двору. И никак диверсантам в руки не давались. Пришлось убить одну пеструшку стрелой.

Котёл большой в замке был и сейчас трое слуг его предварительно час драили, настолько он был чёрен, а теперь вот кашу варили. Но ещё далековато до готовности. Недавно Емеля проверял, ещё и вода не закипела.

— Вы обормоты, чего дрова жалеете, кидайте, не бойтесь. Не заругает вас больше хозяин. Он сейчас скороводки раскалённые в Аду лижет, — ткнул пальцем десятник сначала в дрова под котлом, а потом в поленницу у сарая, в углу двора.

Те отрицательно головой замотали, руками показывая, что не ферштейн. Не поняли. Ни слова по-русски не понимают. Как таких дурней хозяин бывший держал? Пришлось взять одного за шиворот, отвести к дровам, наложить ему в руки охапку целую и подтолкнуть к висевшему на специальном приспособлении котлу с будущей кашей.

В замке долго задерживаться их отряд не собирался. Их не замки захватывать послали, а в разведку, чтобы обезопасить основное войско от удара с тыла. Ну, тут уж просто раз подвернулась такая лакомая добыча, почти беззащитный замок вражеский, то чего бы его не взять. Отбыть собирались разведчика по своему маршруту завтра утром. Выспятся один день не в лесу, а под крышей.

Утром вылезать из-под этой крыши совсем не хотелось, на дворе была грязь, промозглая сырость, и мелкий дождик ещё моросил. Какими-то порывами. Бросит ветерок чуть влаги холодной в лицо и затаится, следующую жертву дожидаясь. Ну, куда деваться, выехали. Отряд обзавелся тремя телегами, в которых запрягли рыцарских коней. На телеги набросали всё железное, бронзовое и медное. Ну, так себе богатство, на две телеги спокойно уместилось. Кольчуги, мечи, шеломы — это из железа. И всякая медная посуда, плюс бронзовые подсвечники и люстра потолочная в том тронном зале. В третью телегу нагрузили провизию. Коням овса и себе свежеиспечённого хлеба и зерна. Всю ночь слуги замковые им хлеб пекли и кашу на утро варили. Эту же телегу с продуктами сверху укрыли гобеленами, отодранными в том большом зале, а на телегу с медью и бронзой Емеля тот стул — трон взгромоздил.

Гобелены отдадут Андрею Юрьевичу, он же там во Владимире целую школу организовал, где девиц учат такие штуки ткать, вот пусть им образцы настоящих гобеленов из рыцарского замка будут примером. Стул же Емеля хотел себе забрать. Ну, и что, что у него домик маленький, он ведь богатым из этого похода вернётся. И Андрей Юрьевич заплатит и за прошлый поход золото с серебром у него в банке лежит в рост отданное, всё вместе соберёт и сможет заказать себе во Владимире приличный дом. Вот в нём и будет этот трон стоять и напоминать ему про походы. Сидит он эдак на троне этом, попивает из хрустального кубка пятилетней выдержки мёд и рассказывает облепившим его внукам про то как рыцарские замки захватывал, да с погаными ратился. Как короля Шаробера в плен имал.