Крестоносцы (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— А знаешь, что можно сделать. Под видом крестьян несколько человек мост пройдут или проедут и остановятся возле ворот, а другая группа в это время захватывает мост, как это сделали в замке, в телеге под соломой зарывшись. И как только они на мосту стражу перебьют, то первая группа открывает огонь по страже на воротах, а основной отряд и те, что с мостом разбирался, мчат им на помощь.

Глава 18

Событие пятидесятое

Хотели как лучше, а получилось как всегда.

Кто мне чего подскажет, тому и сделаю.

Ширина реки Вервите, которая впадает потом в Венту, где-то чуть севернее, и которая остановила триумфальное шествие войска князя Владимирского Андрея Юрьевича на Мемель, метров тридцать. Если разбежаться, то и переплюнуть можно. Переплюнуть можно, а переехать нельзя. И ждать у моря погоды тоже нельзя. Там крестоносцы подходят к Юрбарку, оставленному на великого воителя Гедиминаса. Пора псам рыцарям весточку послать, что их марш нужно заканчивать и вертаться взад, а то следом за Мемелем можно лишиться и Кёнигсберга, и Мариенбурга. Платите гроши, выкупайте Мемель и подписывайте мир с отказом от Юрбарка, а то будет бо-бо. И даже а-та-та по попке.

Самое плохое, что у него полно всякой всячины, которая очень не терпит воды. Это и деревянные стволы орудий, и порох, и ядра с бомбами. О бочонках с порохом и говорить не стоит. У него очень плохой порох. Он так и не нашёл графита и даже Агафон не обещал его привезти. Да, он знал примерное место, где на Украине потом будут добывать графит, но сейчас это очень глубоко в ордынских землях, наладить там сначала поиски, а потом добычу графита просто не реально. Тут надо сначала несколько раз наголову Орду разбить, одного и даже двух раз не хватит. Так и будут лезть и лезть. Широка страна у них родная, много в ней степей и даж полей.

Так что порох сейчас очень гигроскопичен и то, что бочки полностью обмазаны воско-парафином, добытым из торфа и внутри бочки мешок из брезента, стопроцентной гарантии от попадания воды не даёт. Лучше порох не купать.

Предложение перевозить всю армию на плотах энтузиазма у Андрея Юрьевича тоже не вызвало. Это сколько же нужно плотов чтобы почти две сотни телег переправить на тот берег, а потом несколько сотен лошадей и тысячу людей. Нет, эта задача невыполнима. Нужно строить понтонную переправу. И есть во всех книгах про попаданцев и даже в документальном кино про войну, как из брёвен делали понтон во время Великой Отечественной вдоль берега, а потом течение само разворачивало конец и перебрасывало мост через реку.

Топоры есть. Возчики, читай мужики — крестьяне, привычные к рубке деревьев, тоже есть, всех Андрей Юрьевич и послал в ближайший лес валить сосны. Толщина стволов не менее тридцати — сорока сантиметров у комля и по идее должно сотни стволов хватить. Ну и на всякий пожарный в два наката.

— Данька ты за старшего, выпрягайте своих тяжёлых лошадей и пусть они волоком тащат сюда две сотни стволов длиной метров, ай, в три сажени, можно в две с половиной, но, чтобы все одной длины.

Данька убежал, а профессор Виноградов задумался. Нужны длинные гвозди? Как скреплять стволы? Нет, не те времена. Только верёвками.

— Никифор Кузьмич, — подозвал он главного каптенармуса войска, — будем вязать деревья между собой, обойди обоз и все ненужные, да и нужные, верёвки найди. И отправь во все стороны людей, выдай им денег. Необходимо во всех окрестных селищах верёвки скупить, не будут продавать, так изымайте.

Быстро сказка сказывается. Срубить двести вековых сосен, имея современные топоры, которые больше колуны напоминают из мягкого железа в основном — это получился квест настоящий. Пришлось обе походные кузницы раскочегарить, чтобы регулярно приходящие в негодность топоры подправлять.

Заняло строительство тридцатипятиметрового понтона в два наката целые сутки, в прямом смысле этого слова, ни днём, ни ночью работы не прекращались. И всё это под нудный мелкий дождик, который и не собирался заканчиваться. При этом вода в реке Вервите продолжала подниматься, а ширина её увеличиваться.

Отпустили конец плота этого огромного или понтона и оттолкнули конец от берега, что был выше по течению. Всё, как в книгах про попаданцев. И ведь начало понтон разворачивать. Андрей Юрьевич уже обрадовался. Вот какой он умный и начитанный. Такую, понимаешь, загогулину изобрёл. Рано обрадовался. Когда мост — понтон развернулся и встал поперёк реки, то его сначала течение изогнуло, а потом разорвало на три куска. Не выдержали верёвки.

Профессор Виноградов даже материться не стал. Посмотрел, как два куска уплывают куда-то в море — океян и мысленно себе два подзатыльника отвесил. Сам себе злобный Буратино. Наверное, скобами какими во время войны скрепляли, и реки были с небольшим течением. Ладно, за битого двух небитых дают.

— Где там этот проводник? — спросил он стоящего рядом Никифора Кузьмича.

Привели его к рыбке.

— Как звать тебя, парень, напомни.

— Радвила, — поклонился проводник.

— Что ты про мост говорил?

— Есть мост. Но это нужно до Варняя ехать. Полста вёрст на полдень.

— Полста вёрст мы бы за день прошли. А теперь уже два потеряем.

— Так может там смыло его? Вон, вода какая? — неуверенно протянул это Радвила.

— Пофиг. Народ собираемся, пойдём через мост. Ничего, там в Мемеле купцы за это время больше денег накопят. И за этот мост отдельно заплатят. Дебилы, не могут нормальных каменных мостов построить. Как они тут живут⁈

Событие пятьдесят первое

— Помнишь шутку, что князь Андрей Юрьевич сказал на Думе, когда торговлю с новыми землями в Словакии обсуждали? — Роман Судиславич покрутил туда-сюда головой шею разминая. Сидел целый час письмецо князю во Владимир карябал. И про побитие татей новгородских и про то, что послы от веси приходили.

— На Думе? — Наум Изотович проковылял, подволакивая ногу к двери из горницы и приоткрыл её, словно там в большой… ну, по местным меркам большой палате Дума заседала. Нет. Не было там бояр владимирских и галицких. Там сидели девки, что они освободили у ушкуйников.

— На Думе. Деньги, говорил, это зло. А со злом, де, надобно бороться. Вот, наверное, потому у нас вечно зла не хватает. Всё мы его победили, — напомнил боярин, и помахал листом в воздухе, давая чернилам просохнуть.

— Ага, припомнил, а чего ты вспомнил-то Роман Судиславич? — помощник ключника прикрыл дверь и прохромал назад к лавке под оконцем, на которой сидел до того.

— Тиун, утром жалился, Алексий-то, что настоятель Аврамиево-Городецкого монастыря, отец Варфоломей просит гривен на строительство, баит не успеют без работников достроить до снега.

— А чего тебе, боярин жалился, а не мне? — вскинул брови Наум Изотыч.

— Боится он тебя. Откажешь же, а видно уже пообещал их Высокопреподобию, что денег на работников добудет, — гоготнул, снова разминая плечи и бычью свою шею, Роман Судиславич.

— Отец Варфоломей мог бы и сам подъехать. Гривен пять можно выделить. У новгородцев больше захватили, а только… — ключник поднял палец к потолку, — прав Андрей Юрьевич — деньги зло. Застоялись у тебя воины. Гридни — это понятно. А чего стрельцов не отправить на помощь монасям. Они из чёрного люда все почитай, привыкли топором пахать. Два десятка человек в помощь и денег никаких не надобно тратить. А Алексий-то Меньшов тоже могёт в Чухломе помочь всем миром монахам кликнуть. Пусть на один день да пять десятков мужей крепких… Ого-го сколько работы переделают. Ну, а гривны пусть Их Высокопреподобие на что другое потратит, чем зимой питаться монаси будут. Пусть в Кострому или Ярославль обоз как мы пошлёт, чтобы жита закупили.

— Вот! А спрашиваешь, чего тиун сам к тебе не пришёл. Вроде и не отказал, а делами его тут же завалил. А он чуть ленив, нет, не лодырь, лежебока, а просто не любит большие дела поднимать, опасается.