Соединенные Штаты России 3 (СИ) - Ром Полина

Рим шумно втянул воздух.

— Андрей, я так не могу с тобой работать, — сказал Цинк. — Позволь мне в этот раз решить самому. Иначе я решу сам без позволения.

— Нельзя убивать испанца, — повторил Рим. — Хочешь обсудить моё командование? Хорошо, я согласен. Решим между собой, или поставим на голосование. Хочешь — дуэль устроим. Но не ломай всё, что мы сделали. Цинк, мы не имеем больше права начинать войны, понимаешь? Надо спасти как можно больше игроков на этой чертовой шахматной доске, что мы сами же и создали.

— А если я не согласен? — спросил Цинк мрачно.

Рим перехватил пистолет.

— Значит ты не выполняешь ни приказ, ни просьбу, — сказал он.

— Почему же? — спокойно проговорил Цинк. — Ты ведь не высказал ни того, ни другого.

Палец Рима на пусковом крючке зашевелился…

— Нет! — воскликнул Задрот, когда Рим собрался выстрелить Цинку в руку.

Пистолет Разумовского дёрнулся. Прозвучал выстрел.

И у Рима потемнело в глазах, когда он понял, что радист из его группы падает с пулей в груди.

— Ты чего⁈ — выдохнул Скрип, обегая Рима и хватая товарища. — Рим, какого чёрта⁈

Цинк опустил пистолет, омертвевшим взглядом глядя на своего радиста. Затем посмотрел Риму в глаза, и в его взгляде не было ничего хорошего.

— Твою же мать, — только и произнес Цинк, срывая с пояса санитарный пакет. — Скрип, помоги мне! Оттащим его на балкон! Где тут вода⁈

Цинк со Скрипом выволокли Задрота наружу.

Оставшись без команды, Рим в гневе нацелился на испанца, сам не понимая, что творит. Но Бернардино де Мендоса только хохотнул, и Рим сразу опустил пистолет, понимая, что больше это не аргумент в споре. И, похоже, уже никогда не станет.

Король принялся что-то говорить на французском, но Рим не понимал этого языка.

— Ваше величество, — бормотал он на русском, не зная, что ещё тут можно сделать. — Король… Генрих!

По сузившимся глазам короля было видно, что собственное имя он распознал. Пусть его и произносил очень странный человек на очень странном языке. Но большего контакта можно было не ждать.

— Он хотел убить вас! — сказал Рим, с отчаянием понимая, что король не поймет ни слова. — Этот испанец, сэр, обманом привел к власти в Англии Марию Стюарт, пожелав убить истинную королеву, Елизавету! Он точно так же хотел отравить вас, чтобы трон во Франции занял герцог де Гиз! Вы меня не понимаете! Эй, ты, переведи!!!

В ярости Разумовский проревел последние слова испанцу. Лицо Бернардино приобрело выражение скучающего дипломата.

— Переведи, — повторил Рим, чувствуя, как пистолет дрожит в руке. — Скрип! Кто-нибудь здесь говорит по-французски⁈

Король сидел не шевелясь. Зато пошевелился Бернардино де Мендоса. Скучающим взглядом посмотрев на раненого Задрота на балконе, он поклонился королю, подошёл к его столу и как ни в чем не бывало забрал перстень Борджиа. Вытащил платок, аккуратно завернув перстень в него, положил себе в карман и спокойно пошел к выходу, мимо Рима. И бросил напоследок на испанском:

— Похоже, вы проиграли, сеньор Андрей.

Рим тут же развернулся в его сторону — но испанец ушёл, не оглядываясь, и позолоченные двери закрылись за ним.

Глава 23

Задрот выжил, и при этом не то, чтобы сильно пострадал. Однако пробовать перевозить его, или хотя бы поднимать с места, было бы смертельным решением.

— Заброневая травма, — говорил Скрип, сверля синими глазами рану товарища. — Броник выдержал, но не то чтобы прям нормально… Ребра сломаны. Я стабилизировал, как мог. Двигать его нельзя, дни. Может, недели…

Рим плохо помнил, чем кончился тот день. Бернардино де Мендоса ушел, никем не остановленный. А королю Франции при помощи лингвистических способностей Скрипа, который всё же уступал Задроту, кое-как удалось объяснить, что здесь происходило.

Герцог Генрих де Гиз был брошен в Бастилию. День баррикад закончился до заката солнца. Во избежание погромов был установлен комендантский час во всем Париже.

Задрота разместили в отдельных покоях, ниже этажом. Оставлять его в Лувре в полном одиночестве жутко не хотелось. Но распылять команду ещё сильнее было просто нельзя.

— Я буду в порядке, ребята, — обещал Задрот, накрывая рукой перебинтованную грудь и глядя на Цинка. — Сваливайте, у вас и так дел полно.

— Что будет с тобой? — взволнованно спрашивала Анжела.

— Да мне и на этой перине хорошо, — говорил Задрот, кое-как ерзая в постели. — И клопов нету. Скучать не буду, у меня в башке целая же библиотека… Буду «Трёх мушкетеров» читать.

— Точно всё норм? — спросил Кот.

— Да я всегда хотел чего-то такого, — отвечал «синеглазка». — Карьера, двор короля… Там, глядишь, и до собственного замка в Версале дослужусь.

— То есть ты отделяешься? — спросил Рим, всё ещё чувствуя себя виноватым. Остаешься во Франции навсегда?

— Да. — Лицо раненого приобрело серьёзное выражение, он посмотрел на Цинка и кивнул.

— Я принимаю твою отставку, боец, — сказал Цинк. — Вольно. И удачи в жизни.

— Чего-чего? — спросил Кот, прищурившись. — Цинк, в смысле? Разве ты…

— Отставить! — рявкнул Цинк, и Кот заткнулся.

Осмотрев тяжёлым взглядом всех присутствующих Цинк продолжил:

— Это боец из моей группы. Только я могу дать отставку своему бойцу. Прошение подано. Я удовлетворил. Никаких вопросов.

На Разумовского он не смотрел вовсе, чему Рим был только рад. Хоть и радость эта была тяжелой.

— Чувак, ты, это… — протянул Гек, — ты быстро как-то решил… Внезапно…

— Нормально решил, — сказал Задрот. — Не быстрее, чем пуля летела.

Все уставились на Рима. Тот с трудом проглотил поступившие было к горлу слова извинения. Конечно, извиниться следовало. Но стало бы только хуже для всех. Бык не стал дальше напрягать атмосферу и спросил прямо:

— Так что теперь, Рим? Война по Франции отменяется? Мы уже двух правителей спасли.

— Возвращаемся в Шеффилд, — сказал Рим. — Забираем Дзю. А потом… — он пожал плечами — В общем, там видно будет…

— Испанца бы приструнить надо, — предложил Марат. — Ребята совсем берега попутали.

— К испанцам мы не подберемся, — сказал Рим. — Раньше я этого не понимал. Но эта страна отныне для нас закрыта. Слишком специфическое место. Слишком мы наследили там ещё в прошлом. И память о нас не остыла. У нас нет никаких шансов поболтать с Филиппом Вторым.

— Погодь, разве не в этом был весь понт? — недовольно спросил Бык. — Дать понять всем типа сильным правителям, что надо уважать соседа. Остановить все войны.

— Возможно, мы вернемся к этому вопросу, — сказал Разумовский. — Только предлагаю обсудить это в Англии. Если Задрот решил остаться, то не вижу смысла его переубеждать. Может, окажется, что он единственный, кто понял жизнь, а мы ни хрена не поняли.

— Андрюха, ты странные слова говоришь, — сказал Марат. — Я понимаю, что на тебя до фига свалилось. Но тебе бы отдохнуть.