Как я стал хозяином странного замка в другом мире. Книга 9 - Сергей Алексеевич Евтушенко

— Для начала, по старшинству. Не считая Надзирателя, вы — официально самый почётный из слуг Полуночи по возрасту.

— Если учитывать моё пребывание в форме потерянной во времени тени — безусловно. Но, увы, не могу сказать, что это добавило мне мудрости.

— Это лишь одна из причин. Из неё следуют и другие — например, вы абсолютно непредвзяты к узникам, которых будете защищать. Ни один из них не сидит дольше полутора тысяч лет, ваше время было раньше. Далее, вы хорошо знакомы со старыми традициями Полуночи и сможете верно интерпретировать спорные моменты.

Наконец, хотя я и не сказал этого вслух, мне требовался кто-то, кто мог бы сбалансировать авторитет и агрессивный подход Надзирателя. Хранитель темницы, разумеется, вызвался на роль обвинителя — и этому сложно было возражать. Только он наизусть знал все дела заключённых, их преступления и изначальные приговоры, а также контекст времени. Надзиратель, как ни странно, имел не худшие понятия о справедливости, но всё-таки отличался ядовитым и весьма жестоким нравом.

Была у меня мыслишка поставить в защитники Оррисса или даже Лаахизу, но первый не мог пока покинуть темницу, а вторая вряд ли бы захотела выступать на стороне каких-то неизвестных заключённых. В то же время, неизменно учтивый и компетентный Арчибальд подходил как нельзя лучше.

— Я не возражаю, лорд Виктор, — сказал артефактор, задумчиво потирая подбородок. — Позволите лишь ещё один вопрос?

— Задавайте.

— Вы наверняка знаете, что раньше хозяева судили лично, без привлечения посторонних. И в этом был смысл — ибо никто в пределах Полуночи не может солгать её хозяину. Почему вы приняли иное решение?

— Потому что есть ложь и есть ложь, — пожал плечами я. — Полуправду, например, замок за обман не считает, и в целом трактовка очень широкая. Но даже если бы система работала идеально, мне хотелось бы убедиться, что правосудие не замыкается на одном человеке.

— Благодарю за ответ, лорд Виктор, — поклонился Арчибальд. — И начну готовиться к заседанию.

За одну ночь мы никак бы не могли рассмотреть дела всех заключённых — тех набралось около трёх сотен! Даже если уделять каждому не более пятнадцати минут, придётся вести суд более трёх суток кряду. Перед началом первого заседания требовалась строгая фильтрация.

— Фон Харген.

— Надзиратель.

Несколько месяцев назад, до похода в Авалон, хранитель темницы успешно пережил процедуру магического «омоложения», которая частично вернула ему утерянные силы и продлила жизнь. При первой нашей встрече он выглядел как воплощение Смерти, дряхлый мертвец в сером балахоне, перехваченном цепью. Сейчас… немного более аккуратно. Надзирателю со спины можно было дать на вид не более шестидесяти, а не сто шестьдесят, как раньше. Но его кожа всё ещё походила на сухой пергамент, а вместо глаз на меня смотрели два бездонных чёрных провала.

— Не был здесь так давно, — проскрипел он, оглядывая тронный зал. — Всё изменилось. Сильно.

— В лучшую или худшую сторону?

— В другую сторону, — равнодушно сказал он. — В твою. Но твои методы, очевидно, работают, и я более не намерен с ними спорить.

Старик добрался сюда быстро — короткий путь, что я проложил в окрестности темницы, снова заработал. Удачно, поскольку иначе Надзирателю и всем заключённым пришлось бы долго карабкаться наверх по железным скобам.

— Это правильно, — сказал я. — Как самочувствие?

— Я не в лучшей форме, но и далеко не в худшей. Полагаю, что протяну ещё несколько лет, прежде чем снова начну разваливаться на куски.

— Скорее несколько дней. Темница будет очищена сразу после завершения суда.

Он вонзил в меня свой страшный взгляд, но я давно привык и спокойно смотрел в ответ.

— Думаешь, что потянешь очищение, фон Харген?

— Потяну. Возражения будут?

А ещё кто-то только что сказал, что не намерен спорить с моими методами. Впрочем, Надзиратель не собирался качать права, и лишь неопределённо повёл плечами.

— Предлагаю заняться насущными вопросами. Я составил списки заключённых. Выбирай сам, кого судить первым, а кого — последним.

Старый тюремщик смог меня удивить — его списки оказались на удивление грамотными и понятными, с сортировкой по категориям. Так сходу из кандидатов на пересмотр дела можно было отсеять сотню — те попросту сбежали или были убиты во время большой слабости Полуночи. Среди этой сотни я отыскал имя Лаахизы, и наверняка где-то там же находился серокожий громила, устроивший бунт месяца три назад. Кажется, болотный ужас тоже раньше числился как разумное существо под арестом?

Так или иначе, надо выделить отдельную категорию — ещё живых и пока не пойманных, а затем найти беглецов. Практика показывала, что они редко покидали пределы Полуночи. Поразительно, как такое количество народу могло скрываться в загрязнённых территориях замка месяцами, не попадаясь никому на глаза.

Далее шли те, кто не мог самостоятельно передвигаться — чуть меньше тридцати. Некоторые испытывали физические ограничения, другие потеряли рассудок. К каждому перед судом требовался индивидуальный подход, от целителя до некроманта. Больше работы для Терры и Лаахизы, в ближайшем будущем, но сейчас надо рассмотреть других.

Ещё двадцать наотрез отказались покидать камеры и являться на суд. Конечно, можно было вытащить их силой, либо попытаться разобраться лично. В другой раз.

Надзиратель делал пометки о тяжести преступлений тех или иных лиц, но их я пока проигнорировал. В сухом остатке — сто сорок шесть дел. Всё ещё непомерный объём работы, но заметно меньший, чем раньше.

— Спасибо, — сказал я, поднимая глаза на терпеливо ожидающего старика. — Мы начнём с тех, кто находится в темнице дольше всего, а дальше пойдём по нарастающей.

— В этом есть смысл, — сдержанно согласился Надзиратель. — Я бы судил так же. Учти, что узники с бессрочным заключением без права на пересмотр виновны в тяжких грехах. Не позволяй бессмысленному милосердию затмить твой взор.

Я не стал возражать, хотя прекрасно помнил, что Геннадия Белого этот тип приговорил к минимум трёхсотлетнему заключению, хотя тот не совершил никаких ужасных вещей. Да, нарушил закон гостеприимства, подслушивал немного, но ведь не для вражеского замка, а чисто из научного любопытства. Впрочем, другие примеры могли быть отнюдь не столь безобидны.

Узнаем уже сегодня ночью.

Тронный зал несколько преобразился — появились две деревянные кафедры для обвинителя и защитника, которые Полночь сотворила по запросу. Кафедра Надзирателя была более массивной, внушительной, напоминающей церковный амвон, кафедра Арчибальда — полегче, смахивающей на