Апостол Кармы - Максим Злобин

— Кто арестовал графа Григорьева? За что? Чем вы здесь занимаетесь? Люди хотят знать правду и… ай! — Панкратов снова оказался на высоте.

И вот теперь, когда по глазам не бил свет, я смог получше рассмотреть нашу незваную гостью. Возраст даже предположительно определить не могу — слишком уж ухоженная. Высокая. Черноволосая и кудрявая как барашка, — кудри очень-очень меленькие, и при этом с эффектом мокрых волос.

Симпатичная, но немножечко не в моём вкусе.

Да простит меня Карма за бодишейминг, но дюже она какая-то тощая. Колени вон, острые как стеклорезка. Ручки-веточки, ключицы торчат, ну а особенно подозрительно на фоне этой худобы выглядит грудь. Четвёртый размер, а то и побольше. Сделанная? Если нет, то девушка сорвала джек-пот в генетической лотерее.

Ну и об одежде слово: туфли на высоком каблуке, обтягивающее платье и колготки красного, вырвиглазного оттенка. С принтом. В цветочек. Короче говоря, своим внешним видом барышня менее всего напоминала журналистку.

— Рас-с-с-скажите, — требовательно прошипела она.

— Варвара, голубушка, — улыбнулся Панкратов, собирая её телефоны в стопку. — Ну что же вы так из-за угла нападаете? Назначили бы Его Сиятельству встречу, договорились обо всём и…

— Рас-с-с-скажите! — Успенская-Меренберг требовательно топнула ножкой.

Затем попыталась испепелить нас взглядом. Поскалилась, пожала кулаки, подышала тяжело. А затем махнула рукой, крикнула:

— Да и пошли вы все к чёртовой матери!

Отвернулась от нас и начала плакать. Скупо так. Как будто бы тайком, и еле слышно всхлипывая.

— Уроды!

Я посмотрел на Панкратова. Панкратов посмотрел на меня. Никто из нас не понимал, что это вообще такое сейчас происходит, а в воздухе тем временем витал стойкий запах непрофессионализма. Журналистка?

Вообще нет.

Признаюсь честно, среди моих друзей и знакомых нет и никогда не было журналистов, но сама профессия подразумевает под собой определённый набор качеств, которыми должен обладать человек. А именно: цепкость, хитрость, стрессоустойчивость.

Ничего такого я за госпожой Успенской-Меренберг не заметил. Грудь и колготки заметил, а вот этого нет. И вопросов к ней у меня теперь куда больше, чем у неё ко мне.

— Ну что вы, что вы, — Панкратов подошёл к девушке и попытался приобнять её за плечи.

— Руки!

— Да я же…

— Руки убрал, я сказала!

Михаил Михайлович обернулся ко мне, поиграл бровями и сально улыбнулся. Что именно он хотел этим сказать я не понял, но подозреваю что речь про горячий норов барышни и про то, что ему такое нравится.

— Успокойтесь, прошу вас, — продолжил он.

— Аыу-ыу-ыуы, — сквозь плач неразборчиво пробормотала журналистка.

— Ну бросьте! У меня от ваших слёз сейчас сердце разорвётся.

— Аыу-уы-сенсы сраные остались.

— Остались, — кивнул Михал Михалыч, как будто бы понял о чём речь. — Конечно же остались. Варвара, милая, как вас по батюшке?

— Викторовна…

Панкратов начал беззвучно щёлкать пальцами, явно обращаясь ко мне. Ну а я смекнул что к чему, достал телефон и начал искать в сети имя Виктора Успенского-Меренберг. Фамилия-то, мягко говоря, нераспространённая.

— … голубушка, ну что же вы так убиваетесь? Может, коньячку вам плеснуть?

— Может и плеснуть!

— Ну так пойдёмте наверх, пойдёмте. Ляпнем по маленькой, и всё пройдёт. И жизнь сразу же наладится…

— Руки!

— Убрал!

«Дочь московского барона Успенского-Меренберг въехала в витрину магазина после того, как охранник сделал ей замечание», — прочитал я первый попавшийся заголовок. И пусть мне не по возрасту такие присказки, каноничное:

— Пу-пу-пу, — вырвалось у меня само собой.

«Горячий норов» — это мягко сказано. Во-первых. Во-вторых, перед нами юная столичная баронесса, которая зачем-то играется в журналистику у чёрта на куличиках. Бред? Ещё какой! И волею судеб нам с Панкратовым предстоит в нём разбираться. Ведь если что-то происходит, то происходит оно неспроста. Кто-то её сюда послал. Кто-то и зачем-то.

— Да-а-а, — вздохнул я. — Отметили корпоратив.

И следом за остальными поднялся на второй этаж.

Михаил Михайлович уже усадил Варвару в рабочее кресло, плеснул ей коньяку, — из дутой коллекционной бутылки и прямиком в чайную кружку, — и теперь стучался в каморку Тха Кай Бок.

— Тха Кай Бок? — выглянула тайка.

— Массаж, — сказал Панкратов и указал на девушку.

Массажистка кивнула и послушно потопала в сторону Варвары. Та в этот момент как раз сделала глоток из кружки и сказала:

— Какая гадость.

Вроде бы немного успокоилась. Вытерла слёзы, а под руками профессионала так вообще вдруг расслабилась. Пускай и смотрела на нас исподлобья, но всё равно… хотя бы не истерила. А опасаюсь я теперь лишь за то, как бы тайка её птичьи ключицы случайно не переломила.

— Итак? — я пододвинул стул и сел напротив журналистки. — Варвара Викторовна? Вы как сюда попали-то?

— Взломала замок.

— Чем?

— Заколкой.

Я перевёл взгляд на Панкратова, а тот еле заметно кивнул. Мол, да, это возможно. И впрямь, входная дверь в бывший «Парославль» была ни к чёрту. И надо бы её поменять, ведь в перспективе у нас в офисе могут лежать ценные документы.

— Ну хорошо, — продолжил я. — А зачем вы взломали замок? Зачем вы сюда залезли?

— Чтобы узнать правду.

В этот момент Панкратов вернул Успенской-Меренберг её телефоны.

— Не благодарю, — язвительно сказала девушка. — Так вы расскажете мне что-нибудь интересное?

— А может лучше вы нам? — спросил я и показал ей фотографию задницы спорткара, торчащей из витрины.

— Понятно…

Варвара Викторовна подорвалась было встать, но Тха Кай Бок усадила её на место. А Панкратов подсуетился и тут же подлил коньяка в кружку.

— Я не могу отпустить вас в таком душевном раздрае, — сказал Михаил Михайлович. — Иначе просто перестану себя уважать. Посидите, Варвара Викторовна, расслабьтесь, выпейте.

— И расскажите нам заодно кто и зачем заказал на нас компромат, — добавил я.

— Компромат? — Успенская-Меренберг в ответ сперва застыла с недоумённым лицом. — Какой ещё компромат? — а затем расхохоталась: — Да кому вы нужны, чтобы вас заказывать?

— И всё же. Как так вышло, что молодая аристократка вроде вас копает под «контору»?

— Да не под кого я не копаю!

— В таком случае, что вы вообще делаете в Переславле?

— Выпейте, голубушка, — Панкратов буквально вложил кружку в руки девушки. — Вам это надо, вы переволновались.

— Не ваше дело, что я здесь делаю! — крикнула Варвара и отставила коньяк.

— В таком случае и мне вам сказать нечего, — я откинулся на спинку стула и небрежно заложил руки за голову. — Я ведь до сих пор не уверен в том, что вы настоящий журналист. С чего мне вам о чём-то рассказывать? Я искренне не понимаю, кто передо мной.

— Ой, да пошли вы…

— Тха Кай Бок! — возмущённо крикнула тайка, мол, хватит уже