Золото Стеньки - Игорь Черемис

Мы отплыли из Нижнего в самом начале июля — а за месяц в Кремле могли получить донесение о неудаче флота шахского воеводы. Разумеется, царь взволновался не на шутку: как же так, к кому я отправил своего наследника, если эти казаки смогли разметать персидский флот, то мои струги вместе с «Орлом» им будут на один зуб. Из этого волнения и появилось повеление царевичу — срочно возвращаться. Ведь неизвестно, как сработает «призыв царицы» на таком расстоянии — может и через Разина с его ватагой.

Правда, с любой точки зрения это повеление выглядело глупым. Если на Волге объявится сила, с которой Русское царство не сможет совладать, то это очень нехорошо с точки зрения государственных интересов. Поэтому гораздо логичнее было бы отправить по городам и весям приказ — дать царевичу столько стрельцов, столько стругов и столько пушек, сколько он попросит, не останавливаясь перед тем, чтобы оставлять какие-то крепости вовсе без защиты. А потом пусть этот царевич — вернее, назначенный командующим князь Трубецкой — этой армадой раздавит возгордившегося Разина и ликвидирует угрозу авторитету государя. Вот это было бы правильно, это было то, чем отличается государственный деятель от запаниковавшего отца.

Но Алексей Михайлович почему-то пошел по легкому пути, а Ордын-Нащокин либо не был поставлен в известность о приказе, либо согласился с ним, чтобы и свои цели — не ссориться с донской старшиной — достичь, и царю потрафить. В общем, я решил, что после возвращения в Москву смогу доказать царю свою правоту и отвести беду от себя и от князя.

Глава 15

План битвы

Будущий Камышин стоял на высоком волжском берегу, чуть ниже устья реки Камышинки. «Орлу» пришлось сделать небольшой крюк — с его осадкой надо было держаться самых глубоких мест русла, — чтобы причалить к пристаням, которые располагались не на самой Волге, а как раз в этой небольшой речке. Небольшой, но очень важной — если подняться по этой Камышинке вверх, то до Иловли, которая впадает в Дон, будет рукой подать, несколько километров, где давным-давно устроен переволок. Этот переволок не менее давно использовался поселившимися на Дону казаками, а до них и татарами, чтобы быстро попадать на Волгу и заниматься тут разбоем. Но у Русского царства руки до этих мест дошли только сейчас — крепость была основана меньше года назад и ещё строилась. Но строилась она как-то неправильно.

Я не был специалистом по средневековой фортификации. В моей памяти имелась мешанина из реконструкций казачьих острогов в Сибири, рисунки близких к этому времени крепостей-звезд, которые начали строить в России с приходом Петра. Камишин я бы описал как деревенский двор — два сарая и две башни, соединенные тыном, за которым прятались несколько срубов жилых домов и хозяйственных построек. Причем башни смотрели на север, откуда вроде бы никаких нападений не ожидалось, а вот сторона с сараями была обращена в сторону Камышинки, которую эта крепость по идее должна была контролировать.

Справедливости ради — полковник из Шотландии Томас Байль задумал выстроить тут как раз крепость-звезду. Зародыши земляной куртины уже существовали, но, как сказали бы в моем времени, не были заполнены войсками и артиллерией. На будущих бастионах и равелинах даже никаких укреплений не имелось — лишь на одном были навалены бревна и возилась небольшая бригада крестьян и стрельцов. Но автор проекта показывал мне намеченные укрепления так, словно они были полностью построены и готовы к обороне. Городской воевода Григорий Панов был более скептичен в отношении вверенного ему хозяйства, но обещал, что уже на следующий год ни одна сволочь не проскользнет из Дона на Волгу или обратно без его, воеводы, ведома.

Я смутно помнил, что воевода либо заблуждается, либо сознательно обманывает сына царя и его полномочного министра в лице Трубецкого. Кажется, Разин никаких проблем тут не имел — его казаки переоделись в трофейную форму стрельцов и притворились подкреплением, Панов открыл им ворота — и закономерно был зарезан. Байля казаки поймали в Астрахани, куда он ездил по какой-то нужде, и тоже убили, ну а саму крепость сожгли — зачем им был нужен этот сторожевой пост? Восстанавливали укрепления уже после подавления восстания, ну а всерьез за этот городок взялся Петр — он сделал его базой для прокладки первой версии канала Волга-Дон, который должен был соединить Камышинку и Иловлю.

Но сейчас мне и не нужны были защитные функции местной крепости, не нужен был и канал на Дон — он бы даже мешал моим планам. Камышин я выбрал в качестве базы, на которой можно немного передохнуть на твердой земле. А ещё мне нужно было провести военный совет и узнать мнение моего войска относительно перспектив грядущей битвы.

* * *

— Вот такая диспозиция, господа. Прошу высказываться в порядке увеличения старшинства… по флотскому обычаю, раз уж мы находимся на боевом корабле. Кузьма Петрович, вам слово, — я сел на свой стул, ещё раз посмотрев на огромную карту будущих боевых действий.

Картой я имел полное право гордиться. На неё ушло девять склеенных вместе клеем моей выделки бумажных листов и три дня работы — причем именно моей, больше никого я привлечь не мог при всём желании. Наверное, что-то могли голландцы Давид Бутлер и Ян Стрейс, возможно, с черчением мог управиться и Трубецкой. Но все остальные… всех остальных надо было сначала учить, потом ещё раз учить, а потом — заставлять не раз и не два переделывать. Но я справился без помощников — разве что Еремку привлекал для всяких мелочей. И я не мог использовать те карты, которые имелись у меня — они были очень условные, больше напоминавшие схемы. Не мог брать за основу и волжские росписи, которыми в Москве снабдили Бутлера — это был простой перечень находившихся на реке крепостей. Впрочем, нашему капитану этого вполне хватало — всё равно с Волги никуда свернуть было невозможно, у него был один путь — вниз по течению.

Изогнутая линия Волги, от Дмитриевска до Астрахани с переломом у Царицына. Неровное пятно Каспийского моря и волжская дельта с протоками, которые поднимались до Царицына. Извилистая линия Дона, которая тоже переламывалась в районе Царицына и шла к Азовскому морю. Единственный приток Дона, который я нарисовал, был рекой Иловлей и заканчивался он