Золото Стеньки - Игорь Черемис
Елагин высказался кратко и в тактику со стратегией не лез — мол, скажите, где будет ворог, а уж мы не подведем, и батарею артиллерийскую сообразим, и ударим из всех стволов. Голландцы оба заявили, что как мы решим, так они и будут действовать. Коптев тоже удивил — но уже в хорошем смысле.
— Царевич, боярин, — шапку он не ломал, цену себе знал и опыта у него имелось — на зависть всяким голландским игроманам. — Слышал я про такую военную хитрость — надо оповестить неприятеля о своих замыслах, и пусть он думает, что обманул нас. Сейчас мы почти ничего не знаем — когда казаки выйдут в Волгу, каким путем пойдут обратно на Дон. Но что если мы сообщим в Астрахань, что наше войско идет к городу, чтобы перехватить там ватагу? Воеводы не удержат такое в остроге, особенно если им помочь. И как только ворог приплывет, он тут же узнает, что к Астрахани подплывает большой флот, на котором и пушки есть, и опытные пушкари, и стрельцы повоевавшие. И все они плывут по душу Разина. Повод найти нетрудно — отомстить за разорение Яицкого городка. После такого предупреждения казаки сами своих старшин пинками дальше погонят, чтобы успеть проскочить мимо нас и юркнуть в Царицу. До Камышинки они уже не пойдут — далеко, тяжко… особенно если в тех наветах будет разговор, что мы как раз у того переволока ждем подмоги из Пензы и Тамбова.
— Из Тамбова и Пензы? — с легким недоверием переспросил Трубецкой. Поверят ли они в такое?
— Оттуда наезженные дороги до Вороны и Хопра, Юрий Петрович, — с достоинством ответил Коптев. — А там уже и Дон под рукой, и переволок в Камышинку. Поверят, куда они денутся.
Он усмехнулся, огладил бороду и уселся на скамью.
Мы с Трубецким обменялись взглядами, и он кивнул — мол, я готов. Я благодарно улыбнулся. Обсуждение зашло в такие дебри, что я не стал рисковать выносить хоть какое-то суждение, хотя мысль Коптева показалась мне очень здравой. Наверное, что-то такое можно было найти в китайском трактате «Искусство войны», но я читал его давно и уже не помнил все приведенные там максимы.
Князь поднялся, оглядел собравшихся.
— По старшине мне выпало подводить итог, — веско сказал он. — Фёдор Иванович, в море мы воевать пока не готовы, хотя, мыслю, господин Бутлер был бы рад опробовать корабль в настоящем сражении. Кузьма Петрович, на твой справедливый вопрос дал ответ Андрей Семенович — нужно заставить ворога делать, что нам нужно. Для этого будем действовать так…
* * *
Потом мы уже вдвоем с Трубецким и Поповым уточнили детали этого плана, который полностью зависел от того, поверит Разин в наши слухи или же проявит осторожность. Трубецкой был убежден, что казакам некуда будет деваться — богатая добыча затмевает разум, они желают как можно быстрее оказаться в безопасном месте, а в Астрахани у них, выражаясь фигурально, начнут подгорать задницы. Попов тоже не сомневался, что его люди смогут сработать правильно.
В принципе, я тоже склонялся к этому — это перед астраханскими воеводами Разин мог гнуть пальцы, а вот в условиях, когда по его душу плывет целый царевич с войском и большим кораблем с пушками, подобное поведение становилось форменным самоубийством. Ватага его поедом съест, если он не снимется с места как можно скорее, чтобы проскочить на Дон до прихода страшного «Орла». Но полной уверенности у меня не было.
Разин сейчас — успешный атаман, сумевший разгромить грозных персов и разграбить с десяток прибрежных городов и сел. За ним немалая сила — даже тысяча с лишним казаков при стругах и с пушками могут навести хорошего шороху по всей Волге вплоть до Казани. На следующий год разросшуюся ватагу смогли остановить только под Синбирском, до которого царское войско успело добраться раньше. Но кураж Разин уже поймал и мог решить, что ему и черт не брат, а царевич — не противник. К тому же на караванах, которые потом поплывут мимо нас, могли находиться его тайные поклонники, ведь взбунтовавшись, он смог многих привлечь на свою сторону одними посулами богатой добычи…
В этот момент я вспомнил один эпизод из истории восстания, который хорошенько подзабыл — и замер, уставившись в слюдяное окошко кают-компании, которую сейчас занимали мы с Трубецким.
— Что с тобой, царевич? — обеспокоенно спросил князь. — Не хворь приключилась?
С трудом оторвавшись от мутного вида берега, я посмотрел на него.
— Нет, Юрий Петрович, всё хорошо, просто задумался — как лучше распространить наши слухи, чтобы в них точно все поверили.
На самом деле мне действительно было плохо. Дело в том, что при Разине находился некий неизвестный, которого он представлял как спасшегося от злых бояр царевича Алексея, чудом избежавшего мученической смерти. Вроде бы после поражения восстания этого самозванца разоблачили, но сам факт говорил о том, что сидевший на Дону Разин каким-то образом был в курсе многих деталей того, что творилось в московском Кремле. Даже, наверное, этого неизвестного подобрал так, чтобы он худо-бедно был похож на умершего царевича — иначе и до разоблачения недалеко.
Над этим следовало обстоятельно подумать, а ещё лучше — не менее обстоятельно расспросить самого Разина, чтобы узнать источники его информированности.
— Это просто, — почти отмахнулся Трубецкой, не обращая внимания на мою задумчивость. — Стремянные передадут князю Прозоровскому твоё письмо, где всё и будет сказано — об ожидании у Камышинской крепости подкреплений, о намерении примерно наказать Разина за разорение Яицкого городка и за замученных стрельцов, за ограбленных купцов. Только надо так подгадать, чтобы эти гонцы появились в Астрахани незадолго до Разина, тогда лучше получится.
Я наконец смог стряхнуть с себя морок и смог мыслить относительно нормально.
— Можно послать сначала стрельцов в обычном платье… выдать их за купцов. А как станет известно, что казаки на подходе — пусть на струге заберут стременных с лагеря и привезут в город. И, думаю, Разин сразу в город не пойдет, сначала договориться попробует, а для
