Гений автопрома (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
— Когда я им могу обещать?
— Через год… Примерно. Скажите, что для особо ответственных товарищей оборудуем внедорожники кондиционерами. Импортными, не бакинскими, простите.
— Конечно! — в плане выбора кондишнов Алиев был полностью со мной солидарен. — Хорошо. Ещё один вопрос, Сергей Борисович. На заседании Политбюро поднимался вопрос об участии сразу трёх советских команд в ралли Париж-Дакар. Вы в курсе?
— Конечно. Сам тренирую команду, представляющую УАЗ. Разумеется, от УАЗа только кузова, и то переваренные.
— Вы не поедете в Париж?
— Я — невыездной после скандала в Румынии… — замялся, а потом сказал себе, что нет резона таить свои планы. Иначе не объясню впоследствии, почему на месяц исчез с радаров. — Но, честно говоря, пытаюсь попасть в команду. Под видом эстонского гонщика Яакко Туманена.
Вкратце рассказал, отчего отлучён от заграничных турне и как намерен изображать эсто-онца.
— Вот почему у вас поросль на лице как у бродяги… Сергей Борисович, кто ещё в курсе вашей инициативы о подмене штурмана?
— Только заведующий отделом ЦК автомобильной и сельскохозяйственной промышленности Игорь Иванович Милишкевич.
— Знаю его.
— Он пока не дал согласия. С кем ещё поделился моим предложением — не могу знать.
Алиев катнул по поверхности стола карандаш и сунул его в письменный прибор. Что-то обдумывал и занимал руки простым действием.
— Мне он не откажет. Езжайте, но с условием: когда начнётся массовый выпуск «лейлы», подготовьте заводскую команду по ралли, — он, сверлящий меня довольно тяжёлым взглядом, вдруг улыбнулся и добавил: — Немного подправим нос, перекрасим волосы, будете заправским гонщиком родом из Азербайджана!
Могу только догадываться о тузах в его рукаве, возможно — какой-то КГБешной компре на бедного Игоря Ивановича, только тот при следующей нашей встрече до приторности стремился быть милягой.
— Опытный спортивный юрист подсказал выход, если вас разоблачат. В заявке команды указаны только имя, фамилия, название команды, страна. Имеет же право советский человек поменять имя? Отныне ты — Яакко Туманен 1950 года рождения, уроженец Орловской области, отец троих детей. Тот эстонский Яакко на два года моложе, холост, бездетен, родился в Таллинне. Поэтому если у кого-то возникнут вопросы, то выходит — просто попутали. Мало ли в СССР Туманенов?
Мало ли в Бразилии Педро?
И последний вопрос: интересно, это Алиев ему ввёл в уши про юридический крючок или количество посвящённых в нашу странную тайну растёт?
Не важно, я — на ралли. Моя опала со смещением с поста и тут сыграла в плюс. Скандал с директором АЗЛК или с замминистра — это эпик фейл государственного масштаба. А какой-то директор ЦКБ…
Лишь бы, раскусив подмену, меня не прихлопнули.
А как Вале сообщить? Моя небритость и нестриженность уже вызвала вопросы. Пожалуй, тянуть не стоит.
Эпилог
Эпилог
Январь в Париже ничуть не напоминал хвалёную еврозиму, минус стоял конкретный, и я шастал в трикотажной маске, весьма напоминающей балаклаву ОМОНа, только белую, с протяжным прибалтийским акцентом объясняя, что у меня «холодо-овая аллергии-ия». Эрнест Сергеевич Цыганков, более чем хорошо знавший меня по прежним заездам, называл её «воспалением хи-итрости». Журналисты осаждали, но за наш экипаж отдувался Велло, сыпал шуточками и розыгрышами, его моментально полюбили, а мне куда проще было отсидеться в тени этого трындюка-задушевника.
Наконец, погнали. Предупредил о прошлой засаде с парижскими полицейскими, и что скорость на выезде из города лучше держать в пределах нормы. Кому я это говорил? Он объехал пробку по встречке и притопил на всю мощь форсированного мотора, раскрутив тойотовский дизель до вполне бензиновых 5 тысяч. Как было сказано в моём пророчестве, на полной скорости подлетели к патрульной машине, коп, похоже, охренел от цифр на радаре и с запозданием на какую-то секунду кинулся наперерез, размахивая жезлом… Едва успел отскочить назад.
— Ыунпуу! Сойдёшь с дистанции на первом же участке! Полиция срисовала твой номер!
К искажённому радиопередачей голосу Эрнеста примешался вертолётный звук «хлоп-хлоп-хлоп». Начальник стада висел над нами и злился. Зато точно не превратит стрекозу в такси для богатых журналюг, как поступил прошлый командующий автопробегом.
— Это не я, — как ни в чём не бывало ответил Велло. — Наверно, Стасис шалит.
— Номерной знак! — надрывался Цыганков.
— А-а, знак… Не-ет! Наш я залепил изолентой.
У меня мелькнула не самая радужная мысль, что не доеду до Дакара не из-за поломок или разоблачения подмены, а чисто из-за эстонского хулиганства. За езду без номерного знака или со спрятанным знаком французские правила предусматривают какой-то ощутимый штраф. Возможно, это кого-то волновало, но не напарника.
Если кратко, то на первый КП мы пришли быстрее мотоциклистов, стартовавших раньше легковых машин, то есть сравнительно лёгких внедорожников 4×4, как наши. Все крупнее трёх с половиной тонн участвовали как грузовики. Хорошо, что правила ралли предусматривали штраф только за превышение времени прибытия на КВ, а не за приезд на 40 минут раньше.
Потом делились, на допах я штурманил, пересаживался за руль между допами до Марселя, и к погрузке на корабль наша пара удерживала лидерство, а доблестные гоночные УАЗы («гоночный УАЗ» звучит глупо и по-прежнему режет ухо) удерживали перевес в командном зачёте. Но перед началом африканского куска, куда более протяжённого, чем европейский, Цыганков выкатил ультиматум: все три четвёрки катят вместе. Добавил:
— Тебя, Велло, и тебя, Яакко, это тоже касается.
Если убрать стёб, с которым он произнёс «Яакко», в переводе с цыганковского на общедоступный это означает: держи эстонского сумасброда в узде, если это вообще возможно.
Началась пустыня. Больше всего ощущалась разница с предыдущим рейдом в комфорте. МАЗ — это просто корабль, УАЗ рядом с ним — жестянка. Пришлось пожертвовать даже возможностью установки кондиционеров, поливали маски водой, чтоб она, испаряясь, охлаждала лица.
Почему без кондишнов? Они — дополнительная нагрузка двигателя, тяговитого, но не супермощного, к серийному добавилась всего пара десятков коней. В кабине и на заднем борту аж 4 запасных колеса, потому что порвать покрышку или согнуть диск на каменистых участках легче лёгкого. Булыжник размером с футбольный мяч заставит МАЗ хорошенько вздрогнуть, на УАЗе элементарно разуемся, если даже не перевернёмся.
Говорят, каждый грамм веса на счету. А у нас увеличенные топливные баки и, по старой советской привычке, ремкомплекты для замены основных узлов.
Рессора лопнула? Для кого-то проблема, а для нас заминка максимум на 17 минут, продолжим движение раньше, чем подоспеет техничка, догоним.
Реакция Велло меня покорила. Он умудрялся, не снижая темпа, объезжать каждый камушек крупнее голубиного яйца, нас трясло, но не подкидывало. Мы — единственная пара, кому не пришлось менять колесо до границы Алжира! Дальше, правда, случалось всякое.
Правило «не отрываться» бесило моего товарища до безумия, мы катились на несколько сот метров впереди пелетона под окрики Цыганкова, цитировать которых не позволит цензура, остальная советская железная братия, кроме вертолёта, барахталась в нашей пыли.
Первые сутки около нас болтались французы на «нивах», но оторвались и ушли вперёд. Должен сказать, маршрут 1984 года мне показался несколько легче, чем в прошлый раз, после Нигера мы взяли на запад южнее и не заезжали в Мали, а, главное, проигнорировали Мавританию с её дьявольской пустыней. Перед финальным рывком через Сенегал нас в Гвинее впервые после высадки в Алжире атаковали журналисты. Надо сказать, я практически утратил осторожность, не прятал лицо под маской вне трассы, днём на одуряющей жаре это нереально. Только носил тёмные очки. Бородка, аккуратно подстриженная под шкиперскую, и сравнительно аккуратные усы никак не желали выглядеть по-эстонски. Вдобавок из-под крашеных в светлый цвет волос начали пробиваться тёмные корни, а заняться новой покраской не находил ни условий, ни моральных сил. И вот тут прилетел сюрприз — на французском языке.
