Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

— Он спортсмен, говоришь? — уточнил я.

— Гимнаст. Профессиональный. Сборная области.

— Значит, наркотики маловероятно. Допинг-контроль, всё такое. Хотя исключать нельзя.

Я прокручивал в голове возможные варианты. Температура плюс непроизвольные движения плюс недавняя инфекция горла. Что-то в этом сочетании казалось знакомым, что-то царапало память, но я не мог ухватить мысль за хвост.

— Анализы когда будут готовы? — спросил я.

— Часть уже есть. Лейкоцитоз, повышенное СОЭ, положительный антистрептолизин. Остальное — к вечеру.

Антистрептолизин. Стрептококк. Три недели назад болело горло.

Что-то щёлкнуло в голове, но картинка пока не складывалась. Нужно было увидеть.

— Он здесь, — сказал Славик и открыл дверь.

На кровати сидел молодой человек.

Первое, что я заметил — его телосложение. Широкие плечи, развитая мускулатура, узкая талия. Тело атлета, тело человека, который годами тренировал каждую мышцу, каждое сухожилие, каждый сустав. Тело, привыкшее к абсолютному контролю, к точным, выверенным движениям.

И это же тело сейчас предавало своего хозяина.

Он сидел на кровати, вцепившись руками в края матраса, и его пальцы постоянно двигались — сжимались и разжимались, барабанили по ткани, как будто играли на невидимом пианино. Его ноги нервно постукивали по полу — не ритмично, а хаотично, рвано, как будто кто-то посылал в них случайные электрические импульсы.

На его лице было написано выражение, которое я видел много раз. Страх. Непонимание. Отчаяние человека, который не контролирует собственное тело.

— Здравствуйте, — сказал я, подходя ближе. — Меня зовут Илья Григорьевич. Я лекарь. Вячеслав Андреевич… — я кивнул на Славика, — попросил меня вас осмотреть. Как вас зовут?

Парень посмотрел на меня. Открыл рот, чтобы ответить.

И тогда это случилось.

Его правая рука вдруг дёрнулась в сторону — резко, быстро, с такой силой, что он едва не ударил себя по лицу. Он попытался её остановить, схватил левой рукой — но левая тоже дёрнулась, вырвалась из захвата.

Потом дёрнулась нога. Потом другая.

Он попытался встать — может быть, хотел пожать мне руку, или просто встать из вежливости, как его учили с детства, — и его тело… взбунтовалось.

Это было похоже на танец. Страшный, гротескный, неконтролируемый танец, в котором каждая конечность жила своей собственной жизнью. Руки взлетали и опускались, описывая в воздухе странные дуги. Ноги подгибались и выпрямлялись, заставляя его качаться, как на ветру. Голова дёргалась из стороны в сторону, и выражение его лица менялось каждую секунду — гримасы боли сменялись гримасами удивления, удивление — страхом.

Но он не падал. Каким-то чудом, какой-то невероятной памятью натренированного тела он удерживал равновесие. Не потому что контролировал свои движения — он их явно не контролировал, — а потому что его мышцы, его рефлексы, его многолетняя гимнастическая подготовка автоматически компенсировали хаос.

В его глазах был ужас. Чистый, незамутнённый ужас человека, который не понимает, что происходит с его собственным телом.

— Я… — он попытался заговорить, но слова прервались очередным спазмом. — Я не… не могу… остановиться… Что… что со мной⁈

Глава 15

Парень на кровати продолжал дёргаться.

Пляска. Настоящая пляска Святого Витта

В учебниках это описывали сухим языком: «непроизвольные, нерегулярные, отрывистые движения, возникающие случайным образом в различных частях тела». Но учебники не передавали главного — того ужаса в глазах человека, чьё тело перестало ему подчиняться.

Я видел этот ужас сейчас. В глазах молодого парня, который сидел на больничной кровати и пытался — безуспешно — удержать свои руки на месте.

— Славик, — сказал я, не отрывая взгляда от пациента. — Десять миллиграммов диазепама внутримышечно. Немедленно.

— Понял.

Славик метнулся к шкафчику с медикаментами. Я слышал, как он открывает дверцу, как гремит ампулами, как шуршит упаковка шприца. Привычные звуки, успокаивающие в своей рутинности.

Я подошёл к кровати. Парень смотрел на меня — сквозь хаос собственных движений, сквозь страх и непонимание.

— Как тебя зовут? — спросил я спокойно, присаживаясь на край кровати. Не слишком близко, чтобы не вторгаться в личное пространство, но достаточно близко, чтобы он чувствовал моё присутствие.

— Ар… Арсений, — выдавил он между спазмами. Его челюсть дёрнулась, и следующее слово получилось смазанным: — Арсений В-вяземский.

Вяземский. Где-то я ее слышал.

— Арсений, — сказал я ровно, глядя ему прямо в глаза. — Меня зовут Илья Григорьевич. Я лекарь. Сейчас тебе сделают укол, и станет легче. А потом мы поговорим. Хорошо?

Он попытался кивнуть. Получилось плохо — голова дёрнулась в сторону, потом обратно. Но намерение я понял.

Славик вернулся со шприцем. Я поймал взгляд Арсения.

— Небольшой укольчик, — сказал я. — Почувствуешь лёгкое жжение, потом — расслабление. Не пугайся.

Я придержал его правую руку — она дёргалась, как живая, пытаясь вырваться — и кивнул Славику. Тот быстро, уверенно ввёл иглу в дельтовидную мышцу и надавил на поршень.

Десять миллиграммов диазепама. Старый добрый бензодиазепин, проверенный временем и миллионами пациентов. Не лечит причину, но снимает остроту — расслабляет мышцы, успокаивает нервную систему, даёт передышку. То, что нужно, чтобы человек мог нормально разговаривать и не покалечился от собственного тела.

Теперь — ждать.

Я смотрел на Арсения, отсчитывая про себя секунды. Тридцать… шестьдесят… девяносто. Диазепам при внутримышечном введении начинает действовать через три-пять минут. Пиковая концентрация — через пятнадцать-тридцать.

Постепенно движения стали менее резкими. Рука уже не взлетала, а просто подёргивалась. Нога перестала сгибаться и разгибаться — только мелко дрожала. Голова успокоилась, хотя иногда всё ещё дёргалась в сторону.

— Лучше? — спросил я.

— Да… — Арсений сглотнул. Его лицо блестело от пота, но в глазах появилось что-то похожее на облегчение. — Намного. Спасибо.

— Не за что. Это временная мера, она даст нам время разобраться, что происходит.

Я посмотрел на него внимательнее, оценивая то, что видел.

Молодое лицо, правильные черты, высокие скулы. Коротко стриженые тёмные волосы. Тело атлета — широкие плечи, мощная грудная клетка, узкая талия, развитые мышцы рук и ног. Ни грамма лишнего жира, каждая мышца прорисована под кожей. Руки с характерными мозолями на ладонях — следы многочасовых тренировок на брусьях и перекладине.

Это было тело, созданное для контроля. Для точных, выверенных движений. Для прыжков, сальто, стоек на руках. Тело, которое подчинялось своему владельцу безоговорочно.

И вот теперь это же тело предавало его. Двигалось само по себе, игнорируя команды мозга. Танцевало свой страшный, хаотичный танец.

— Славик говорит, ты гимнаст, — сказал я. — Профессиональный?

— Да, — в голосе Арсения появилась гордость, смешанная с болью. — Сборная области. Мастер спорта. Я… — его голос дрогнул, — я должен был ехать на имперский отбор. Через