Соединенные Штаты России 3 (СИ) - Ром Полина

А туман уже немного рассеялся. Теперь были видны суровые башни Ладожского замка. Именно суровые, а не мрачные. Они предупредительно сверлили небо, словно намекая, что чужакам здесь не рады.

Открылись ворота по приказу Степана. Лошади завезли телегу внутрь. И даже при промозглой погоде у Рима захватило дух от открывающегося великолепия.

Ладога оказалась необъятной деревней со множеством домиков. Скорее даже, это были настоящие теремки, как из старых, ещё бумажных сказок: расписными или резными ставнями, аккуратными огородами и курочками, неторопливо гребущими землю во дворах.

По улице пробежала стайка детей в длинных рубахах, толкаясь и догоняя друг друга. На мгновение застыли, разглядывая людей в телеге и убежали по своим делам. Женщина несла от колодца воду, закрепив ведра на ярко разрисованном коромысле. Широкий свободный сарафан, льняная блуза с закатанными рукавами. Молодая, крепкая, здоровая; толстая коса у нее — мало не до пояса.

К телеге подходили взволнованные горожане. Мужики в простых рубашках и штанах, подпоясанные ремнями. Женщины в платьях и ярких платках. Они смотрели на людей, которых привезли в телеге. И, похоже, пали духом — до того ясно читалось в глазах огорчение. Словно они до последнего рассчитывали, что телега обратно привезет тех, кого увезла. Но никак не новых, незнакомых людей.

— Мир вам! — зачем-то сказал Бык.

Одна из женщин принялась плакать. Но, как показалось, Риму не от горя, а, скорее, от досады и бессилия. Так могла плакать жена, от которой муж ушел к другой.

— Выходите! — торопливо сказал Степан, помогая спускаться с телеги. — Кузнец! Где кузнец⁈ Матвейка!

Он поймал одного сорванца за ухо.

— Дуй за кузнецом, и пусть инструменты возьмет!

— Степан, что случилось? — не утерпел Рим. — Скажи, кто ехал на этой телеге до нас? Кого вы отдали на корабль?

— Дрожко, ответь ему! — потребовал Степан у одного из мужиков.

— Писарь уехал! — ответил Дрожко, гладя по спине плачущую женщину. — Один был, на Ладогу и на все деревни на сотню вёрст вокруг. Теперь нет его. Оба бондаря уехали. Медник. И еще Милослав, который на все руки мастер. Кирпичи делал так, как никто не может.

— Самых грамотных людей забрал испанец, — сказал Степан с досадой. — Велел привезти лучших молодцев. Сказал, что взамен отдаст восемь русских воинов. Ты ведь не соврал, Андрей? Скажи от сердца! Вы все воины?

— Да, мы воины! — сказал Рим и огляделся на деревню. К ним подходило всё больше людей. — Степан, вы отдали самых важных людей? Взамен за нас? Пленников, которых даже не знали?

— Не могли мы братьев в беде оставить, — сказал Степан горько. — Даже тех, кого глаза наши не видывали ни разу. Ты уж не подведи, Андрей. Нам сейчас, быть может, воины важнее, чем писари. Пусть и без мастеров Ладога захиреет… Эй, где там кузнец, дьявол его возьми⁈

Новоиспечённое подкрепление Ладожской крепости, все восемь человек, принялись переглядываться.

— Сантьяго… — пробормотал Рим. — Чтоб тебя, тварь поганую, свиньи в луже затоптали…

Глава 31

Баня в Ладоге оказалась высший сорт.

Рим подозревал, что она здесь не единственное заведение такого типа. И что их наверняка пригласили в самую крупную. Потому что в парилке разместилось бы при желании человек сто. Но сейчас там сидели только он сам, да остальные бойцы. Лишь Фифа отправилась в женское отделение, безапелляционно заявив, что не станет раздеваться перед знакомыми мужчинами, а тем более незнакомыми.

И, сидя на полке на высоте в добрых две сажени над полом, упираясь головой в нависающий потолок, Рим, покрываясь потом от стоградусной жары, чувствовал наконец себя дома.

— А-а-а! — выкрикивал Кот и морщился, покуда Марат умелыми движениями ладоней массировал ему спину. — Блин, хорошо как! Шею только не трогай, слышишь?

Довольный Гек набрал горячей воды в ковшик, прямо из бака, щедро плеснул в раскалённую трубу, заходящую глубоко в печку. Пар повалил с такой силой, что, казалось, закинь туда ядро, и оно вылетит, как из пушки. Остро пахнуло луговым духом — вода в баке была вовсе и не вода, а травяной отвар.

— Хорошо как… — мечтательно повторил за Котом Бык, сидя под полкой. На ней он бы банально не поместился. Но ему, казалось, было и тут неплохо. Хотя с пяток березовых веников себе под зад он всё-таки постелил.

На миг открылась дверь, которую никто старался открытой не оставлять, чтобы не выпускать жар. Заглянул Степан.

— Хорошо ли вам, братья? — спросил он. Услышав массовые одобрительные ворчания, Степан выразительно посмотрел на Рима — и снова исчез.

— Пойду окунусь, — сказал Рим, спрыгивая с полки, и тоже вышел.

С небес покрапывал легкий дождь, быстро впитывавшийся в распаренную кожу. Рим прям с порога нырнул в небольшой пруд с головой, немного жалея, что до зимы ещё далеко. Вынырнул, вдыхая влажный запах свежести.

Вдоль лесной полосы за стенами Ладоги пронёсся ветер, срывая всё ещё крепко держащуюся листву. Скоро осень вступит в свои законные права, и можно будет, наконец, увидеть золотой листопад.

Рим вылез из пруда, взял одно из полотенец, лежащих на скамье. Закутался в него. Он и не помнил, чтобы в Европе видел хоть одно нормальное полотенце. Вроде не такая уж и сложная технология, но вот с ней пришлось столкнуться лишь на родине.

За столом, на свежем воздухе, обедали мужики. Все крепкие, поджарые. Хотя немного худощавые. Ладога не голодала, хотя избытка харчей здесь явно не водилось. Впрочем, как и нигде в России в эти времена. Да и не только в эти.

Один лишь Степан выглядел более мускулистым, чем остальные. Но и здесь намётанный взгляд Рима сразу определил генетику как основную причину этого. Рим уселся напротив него, наливая себе квасу в деревянную кружку. Выпил, смакуя каждый глоток — и почувствовал, как по жилам разливается эйфория.

— Вкусно? — спросил Степан, и Рим лишь покивал. — Это Ганна готовит, жена моя. Когда меня дома нет, она всегда волнуется. И кухарить начинает. Только дома меня уже толком и не бывает. Работать много приходится. Служить…

— Скажи, Степан, — обратился Рим, — те мастера, которые вместо нас взошли на корабль — сделали это по доброй воле?

— А что есть добрая воля, Андрей? — развел руками Степан. — Вот живёт русский человек, не жалуется… И поди ж узнай, что у него в душе за черти поселились? Может, работа в тягость была. Потому как талант — он может быть, а душа к нему не лежит. Бывает и такое.

— Не жалуется… — повторил Рим. — Да, наверное, в этом причина. Если бы русский человек жаловался — так все бы знали, чем он не доволен. А жаловаться нас всех отучили. И тебя, и меня. Слушай, Степан. Ты сказал, что крепости воины больше нужны, чем мастера.

— Это так, — сказал Степан. — Набеги на нас частые. Каждый раз, как месяц с небес ночных пропадает. Сейчас ратник больше подмоги приносит, чем десяток писарей.

Со стороны пруда послышался всплеск. Бык, видимо, не вынес просиживание под шконкой и решил окунуться вслед за Римом. Когда он вылазил, то ему понадобились целых два полотенца. Он сел сбоку от стола, потому как поместиться за ним уже просто не мог.