Наследник пепла. Книга IX - Дмитрий Валерьевич Дубов

— Я устал, — ответил мне Гранд, и в этих двух словах я услышал всю вселенскую усталость. — Я не хочу войны. Война приносит только кровь и разрушение. Нет в ней снежной чистоты, нет в ней очищения. После неё не наступает новая эра. После войны всегда наступает только боль, слёзы, и ещё большие раны. Я не хочу воевать!

— Хорошо, если ты не хочешь войны, то я предлагаю тебе мирный вариант, где ты сможешь показать себя как радетель жизни, а не смерти.

— Это как ещё? — спросил Гранд.

Я почувствовал, как стоградусный холод пошёл на спад.

— Тохарская империя уничтожена, — сказал я. — Она превращена после войны с демонами в пустыню. Когда-то это был благодатный зелёный край — плодородная равнина, испещрённая реками. Сейчас же — пустыня с огромными трещинами в земле, уходящими невероятно глубоко, где кое-где плещется внутри лава. Я хочу возродить эту землю, вновь превратить из пустыни в цветущий сад. А для этого мне нужен сильный водник, который сможет менять русло рек вспять, который сможет помочь из пустыни снова сделать место пригодное для жизни людей.

— Ничего себе самомнение! У тебя кишка не тонка, Гранда просить работать на тебя озеленителем⁈

— Нет, не тонка, — ответил я, понимая, что уже полностью завладел вниманием этого легендарного существа. — Ну а сколько ещё можно сидеть здесь, в стороне от мира? Если ты отгораживаешься на краю света за вечными льдами, это не значит, что мир отгораживается от тебя. В конце концов, мир продолжает жить. И круг жизни и смерти извечен. И то, что ты пытался замереть, встать в стазисе льда, остановиться и спрятать свою боль, это — не выход. Ни для тебя, ни для всех остальных. Тебе нужно просто это пережить. Если у тебя это не получается, то я просто предлагаю отвлечься.

— Я думал, ты пришёл за муасом, — выдал Гранд.

Я даже немного потерялся.

— Зачем? — уточнил я, качая головой. — У меня есть собственные земли. И на моей собственной земле у меня тоже есть муас. Сейчас его вкрапляют в доспехи, в оружие для того, чтобы противостоять демонам.

Я говорил всё тише и медленнее. Но Гранд уже был мой, я чувствовал это.

— Мне не нужны твои богатства. Мне нужна твоя сила. Мне нужно, чтобы ты воспрянул духом, встряхнулся ото сна, убрал куда подальше свою ненависть к людям и вспомнил про свою ненависть к демонам. Потому что люди, знаешь ли, тоже бывают разные. Собственно, как и демоны. Мы воюем против плохих, хотя сами при этом местами не сильно лучше. Но во всяком случае, мы хотя бы не проливаем кровь сотен тысяч невинных, будь то низшие демоны, высшие, люди ли, либо кто-нибудь ещё. Подумай. Больше я тебя ни о чём не прошу.

И с этими словами я развернулся и пошёл сквозь ледяные скульптуры, осознавая, что давление холода на какое-то время отступило.

На берегу, у самой кромки воды, меня ждал Агнос.

Я сел на него и он повернул ко мне оскаленную пасть.

— Ну что, домой? — спросил он. — Отогреем твою заледеневшую задницу.

— А Зорич? — спросил я.

— Да ладно, ладно, пошутил я. Подумаешь… Хотя тот офигел бы с такого расклада. Заберём мы твоего Зорича, не переживай, — а через несколько секунд добавил: — Я думал, он тебя в коллекцию себе добавит. Мальчики мечи и щиты обычно коллекционируют, а этот, вон, ледяных солдатиков себе наделал.

— Я тоже думал в какой-то момент, что он захочет со мной расправиться. Но в целом-то я ничего такого не сделал. Не предложил ему ничего такого, о чём он сам, возможно, не думал. Я попытался дать ему смысл будущей жизни. Будет ли этот смысл жизни в созидании и возрождении, войне и отмещии, или в стазисе и вечном замерзании — решать только ему.

* * *

Мирослава сидела в храме у Саламандры уже практически неделю, не меньше.

Конечно, она не очень горела желанием находиться в храме чужой богини, но действующий храм всегда давал больше защиты, нежели недостроенный, как храм Арахны, поэтому приходилось мириться. К тому же Саламандра с Арахной ладили между собой и иногда позволяли своим адептам посещать храмы друг друга.

За это время она поняла, что безопасность иногда вчистую проигрывает скуке. Просто потому, что делать в храме было абсолютно нечего.

С одной стороны, возможности её значительно усилились в демоническом мире, так как она сама была полудемоницей по происхождению. Она стала тоньше чувствовать, ярче видеть какие-то моменты и даже начала отмечать некие оттенки у различных разумов, как она это называла.

А поняла она это потому, что, лёжа на полу храма, она изучала жителей замка, Азарета. Пол храма был достаточно тёплым, так как это всё-таки был храм огня. И вот она уже могла по оттенку разума определить, кто из них кто. По схожему цвету, но меньшей интенсивности, она могла понять, кто чей ребёнок. Познала, что касты воинов и слуг имеют совершенно иной оттенок разума. И в зависимости от направленности их способностей обладают определённым спектром.

Получается, что помимо всего прочего, она начала развиваться в ментальном плане.

С другой стороны, подобная передышка и дала возможность ей в какой-то мере осознать свои новые способности и начать вглядываться в нюансы. А не только пользоваться собственным даром, нанося на холст жизни достаточно крупные мазки.

Теперь она погружалась в неведомые раньше тонкости и частности.

Но всё равно в какой-то момент ей стало очень скучно. Вплоть до того, что по её просьбе демоны-слуги притащили в храм ворох различных ниток, лент, шишек и прочего. А Мирослава сидела на полу храма и плела ловцов снов. Создавала она их с небольшими вкраплениями ментальной магии для того, чтобы детям Азаретовского клана не снились кошмары. И создавала маленькие подарочки для демонических детей. Больше ей заниматься было категорически нечем.

В какой-то момент она обратилась к Саламандре и сказала:

— Послушай, я скоро сойду с ума от ничегонеделанья. Я понимаю, что это защита, и всё делается ради моего же блага, чтобы я не досталась деду Максвеллу. Но я уже здесь, как будто