Апостол Кармы - Максим Злобин
— Заткнись, мразь!
…глаза у Разорина были добрые.
Теперь к главному: этот сорокалетний мужчина трудился частным детективом. При этом договоров не подписывал и к профессиональной этике относился довольно легко, а потому сходу сдал мне своего нанимателя. Господин Терентьев сперва заказал ему слежку, ну а сегодня вдруг поменял планы и посулил Виктору Санычу крупную сумму денег за то, чтобы тот вывел меня на агрессию.
Чем, — мягко говоря, — нехило меня раздосадовал. Можно даже сказать, что официально объявил войну, и отныне копнуть под Ивана Геннадьевича становится моей главной целью на посту начальника «конторы». Видит Карма, я не хотел менять в Переславле мэра. Не было такой задачи; меня вынудили.
Так вот…
Далее сыграла сама судьба и характер Разорина. Мужчина оказался со своими тараканами. Жирными притом. Холёными. Он вёл специальную чёрную тетрадочку, в которую записывал имена тех, кого считал плохим человеком и кого собирался так или иначе покарать.
— Кто-то марки собирает, — улыбнулся Виктор Саныч. — Кто-то картины по номерам раскрашивает, а у меня вот такое хобби.
И по сути, мы с ним в какой-то мере коллеги. Разорин тоже был своего рода Апостолом Кармы, вот только… внештатным и добровольным. По какому принципу отбираются имена для тетради Разорин мне не объяснил, но уверил: чтобы туда попасть, нужно очень сильно постараться…
— … а вычеркнуть имя можно только по факту свершившейся справедливости.
— О справедливости какого рода идёт речь?
— Правомерной прегрешению, — заверил меня Виктор Саныч. — Без перегибов. В конце концов, я просто гражданский. И как бы противно ни было в этом признаваться, моё основное оружие против злого зла — это кляузы и доносы.
— Ага…
И что-то мне подсказывает, что этот его кодекс чести ни разу не оформлен. То есть действует Разорин сугубо интуитивно. Вот как сейчас, например:
Зайдя в трейлер, где я занимался перевоспитанием Серафима Шороха, Виктор Саныч не стал рубить с плеча и постарался разобраться в мотивах. То есть человек любил копаться в сути вещей. Прямо перед ним граф мордовал экстрасенса, и это на его взгляд оказалось любопытно.
— Сергей, а что это такое вы делаете?
Адекват за адекват. Не вставая с груди господина Шороха, я спокойно объяснил, что этот хорёк собирался развести деда, а мне не нравится, когда разводят дедов, — пускай даже и незнакомых мне лично. И Разорин поверил с необычайной лёгкостью. И проникся ко мне. И имя «Серафим» тут же было записано в тетрадку.
Почему?
Да потому что:
— На дух не переношу этих тварей, — Виктор Саныч отхлебнул чайку. — Обычное дело ведь. У знакомых семья из-за гадалки распалась.
В трейлере съёмочной группы было всё, что нужно: бойлер с горячей водой, пластиковые стаканчики, стики с сахаром и куча разномастных заварок. А потому мы устроились с комфортом. Ну… все, кроме Шороха. Ясновидящему не предложили ни чай, ни сесть, — ублюдок забился в угол и теперь просто ждал, когда всё закончится.
— Тварь нагадила в голову жене, а та начала тащить из дома деньги, — продолжил рассказ Виктор Саныч. — Всё золото в ломбард заложила и уже собиралась квартиру на гадалку переписать, тут-то муж и вмешался…
— Финал печальный, насколько я понимаю?
— Очень печальный, — кивнул Разорин. — Гадалка кой-чего не предугадала. Сама отправилась в мир духов, а мужик в колонию-поселение.
— А жена?
— А жена — это сноха моя. По брату.
Тут Виктор Саныч сперва поиграл желваками, затем жутко оскалился, замахнулся на Серафима кулаком и лишь в самый последний момент остановился.
— С-с-с-сука, — опять прошипел он и обернулся ко мне. — Как ты так аккуратно бьёшь, а⁈ Ни царапины на человеке!
— Он лекарь! — завизжал экстрасенс. — Я докажу! — а я в ответ на это покрутил пальцем у виска и объяснил всё по-своему:
— Двенадцать лет в Академии. При подготовке в лейб-гвардию ещё и не такому научат.
— Понятно, — тут Разорин как будто бы что-то вспомнил. — Ах да. Кстати… ничего, что я сразу на «ты» и без «Сиятельств»?
— Нет-нет, всё нормально. Лучше расскажи мне, Виктор Александрович…
— Просто Саныч.
— Расскажи мне, просто Саныч, как ты вообще дошёл до частного сыска?
— С какой целью интересуешься?
Проникнуться-то ко мне Разорин проникнулся, но послушно выкладывать всё-всё-всё не спешил. Да и само наше чаепитие получилось каким-то стихийным. Казалось бы, с чего нам вообще общаться?
— Может статься так, что у меня для тебя есть работа, — улыбнулся я. — Но сперва мне хотелось бы понять логику. Чувствую, что за этим обязательно должно что-то стоять, ведь не бывает такого, что человек проснулся и решил: «О! Вот это моё призвание!»
— Так и есть, — горько ухмыльнулся Разорин и задумался о чём-то своём. — Работа, говоришь?
— По профилю.
— Правда что ли?
Тут Виктор Саныч прищурился и поиграл со мной в гляделки, явно выглядывая что-то нехорошее. И, судя по всему, не выглядел.
— Ну ладно, слушай, — сказал он. — В сыск я действительно не под впечатлением от детективов пришёл. Я ведь опер изначально. Пятнадцать лет просился в следственный отдел, умолял, упрашивал, выслуживался как мог. А мне раз за разом говорили: хрен тебе, Саныч, твой дар нужен для другого…
— Дар?
— Да-да, — кивнул Разорин. — Я же хрономант…
И вместо тысячи слов продемонстрировал свою магию: взял коробку с чайными пакетиками и резким движением вытряхнул их в воздух. А затем не менее резким движением поймал все до единого.
Но нет, речь не об аномальной быстроте. Виктор Саныч замедлил время относительно себя самого. В его восприятии чайные пакетики падали со скоростью мыльных пузырей и рассчитать, как бы так послать руку, чтобы поймать их все было несложно.
Хороший дар, но… в бою против того же огневика он не особо сгодится. Ты просто чуть отсрочишь тот момент, когда тебя накроет стена пламени. Ещё и в спорт хрономантам нельзя. Запрещено. Конкретно этот дар официально приравнен к допингу.
— Меня за эту магию Алфёров в младших держал, чтобы я подчиняться был обязан. Перед Москвой выслуживался. Как что, так сразу посылал меня в столицу на усиление. В оцепление перед футбольными матчами встать или на какие другие мероприятия. Ну… понимаешь? Где реагировать надо быстро если вдруг что.
— Понимаю, конечно.
— Ну и вот, — продолжил Разорин. — Служил я, терпел, а потом выиграл в лотерею.
Я ожидал, что «выигрыш в лотерею» — это какая-то метафора, но нет.
— Пятнадцать миллионов, — сказал
