Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
Я сдвинул плечами.
— А вы как думаете? Если я, зная, что вы приняли все меры, чтобы наконец-то покончить с досадным препятствием, всё-таки пришёл, то на что-то рассчитываю?
Он ухмыльнулся.
— Не представляю… но в любом случае вы очень отважный человек. Или просто безумец?
— Нет, — ответил я, — вообще-то я в целом интеллигентно трусоват. Но зато умею складывать два и два! Уверен, выйду живым и не поцарапанным, дальше попаду в место, куда вам лучше не показываться. А в отместку… ой, какое нехорошее слово, я вообще-то человек не мстительный, за меня обещал мстить Господь, как Он и сообщил нам, человекам, в обращении к Иеремие в главе пятьдесят первой, стихе тридцать шестом.
Он смотрел непонимающе, я пояснил:
— По вашему роду будет нанесен соразмеренный, уж простите за неинтеллигентное слово… хотя какой вы интеллигент, вы же аристократ самого старого, по вашему мнению, Рода, в общем, удар будет нехилым, зачем нам эта немецкая соразмеренность? Ударим по-русски от души, чтоб камня на камне…
Он перестал улыбаться, роковое слово произнесено, никто не смеет угрожать Роду, челюсти сжались, лицо стало каменным.
— Вы уверены…
— Что кто-то выживет? Нет, хотя могу и ошибиться, математик из меня неважный. Подумайте, Максим. Разрушение вашего дворца покажется шуточкой.
Он вздрогнул.
— Ваших рук дело?
Я загадочно усмехнулся.
— Готовьте наследника. Теперь вы на очереди. А наследника такого, кого тоже не жалко.
Он взглянул в упор, на этот раз я видел как удерживает в себе ярость. Начало разговора, когда он с чувством полнейшего превосходства смотрел и снисходительно похвалил за храбрость, раз уж я осмелился прийти на встречу, было в другом тоне, а сейчас видит перед собой настоящего противника, что умеет воевать малыми силами и наносить несоизмеримый ущерб.
— Мужчины рождаются для битв и славной гибели, — сказал я. — Разве это не красиво, когда весь род Долгоруковых падёт в борьбе за?.. Неважно, за что, главное — красивая смерть в бою! И о Долгоруковых на некоторое время останется какая-то память.
Он процедил сквозь зубы:
— Острите, Вадбольский, острите!.. Ваша удача вот-вот оборвётся.
— А это не удача, — ответил я серьёзно.
Он нервно дернул лицом, но в глазах я увидел на какое-то мгновение понимание, дескать, удача не бывает многоразовой, у меня какой-то секрет, но ни подкупить моих людей, ни внедриться в их ряды не получается. Этот барон словно видит ходы наперед и заранее перекрывает лазейки.
— Не в этом дело, — сказал он нервно, — я подошёл к вам по другому вопросу.
— Давайте, — ответил я, сам с усилием удерживая дрожь в теле, — я как раз хороший решатель сложных вопросов.
— У нас предложение.
— Слушаю, — ответил я, стараясь держать вид безучастным и голос сделать таким же. — У вас, это с Ольгой Долгоруковой?
— Нет, — отрезал он. — От Рода!
— Ну-ну, — сказал я, — а то от вашей Ольги я уже слышал.
Он насторожился.
— Что?
— Да так, — вяло ответил я, вдруг в самом деле не он срежиссировал, род большой, есть свои группы, — одни непристойности, у меня даже спина покраснела. Говорите.
Он вздохнул, набрал в грудь воздуха и сказал на одном дыхании:
— Мы предлагаем вам десять миллионов за то, чтобы вы отказались от этой помолвки!
— Ух ты, — сказал я чуточку ошарашено, — сами придумали?.. Советники такое не подскажут, свои шкуры берегут.
Он напомнил сдавленным голосом:
— Я не услышал ответ!
— У меня столько лишних денег не наберётся, — признался я. — Но я бы вам отдал и двадцать миллионов, чтобы вы отказались от этой помолвки!
Он посмотрел непонимающими глазами.
— Так вы… не хотите?
— А что вас удивляет? Вам кажется, все любыми способами будут стараться внедриться в ваш старинный род? Увы, хреновые у вас советники… Послушайте, всё дело в Ольге Долгоруковой, так? Она и вас подвела. Почему бы вам не удавить её там, в недрах Рода по-тихому?.. Вас Долгоруковых много, чего мелочиться? И деньги уцелеют.
Он нахмурился, посмотрел на меня оценивающе.
— Тогда почему не откажетесь?
— А почему не отказываетесь вы? — отпарировал я. — Могучему роду Долгоруковых проще отказаться, чем нищему барону! Вам всё сходит с рук, а я должен смотреться красиво.
По его виду похоже, хотел было напомнить мне, что не такой я уже нищий, но это к делу не относится, сказал резко:
— Но если оба против, то разве не сумеем что-то придумать?
— Придумайте, — согласился я. — Поддержу, если для этого мне не придётся делать сальто с балкона третьего этажа на брусчатку, там сейчас грязно.
Он только зубами скрипнул, затем тяжело вздохнул.
— Боюсь, перед императорской волей на этот раз мой Род отступит. Мало осталось тех, кто честь Рода ставит выше всего. Другим бы только деньги не терять, земли, заводы…
— Да-да, — поддержал я, — Береги честь смолоду, верность превыше правды, бей врага…
Он сказал чуть ли не просительным тоном:
— Нас двое, обоим эта помолка в гробу снилась, неужели ничего не придумаем?.. Должен же быть выход?
— Выход иногда бывает там, — сказал я, — где и вход. А вы что-нить придумали, кроме банальной взятки?
— О вас идёт слава, — сказал он нервным голосом, — как о хитроумном изобретателе. Покажите свою хитроумность!
— Боюсь, — ответил я, — против веского слова императора, Самодержца Российского, что стоит даже над законами Империи, любое умие спасует, хоть хитрое, хоть мудрое, хоть какое. А ваш Род первый после императорского! Ваше слово весит миллиона моих жалких слов.
Он поморщился, сказал в сильнейшем раздражении:
— Тогда что делать?
— Вытерпим эту церемонию, — предложил я. — Помолвка — не свадьба. Можно разорвать в любой день и по любому поводу. А то и вовсе без повода, дворяне мы или нет? Есть же указ Екатерины Великой о вольностях дворянства? Нужно только подождать, пока шум уляжется.
Его лицо искривилось в мучительной гримасе, но взял себя в руки, взгляд снова стал острым и тяжёлым.
— Боюсь, это единственный выход. Подождём, когда император займётся более важными делами, наша эскадра потоплена, враг подступил к Севастополю…
— Вот-вот, — сказал я. — А мы продолжим свои разборки, зуб за зуб, кровь за кровь… Это же так по-мужски, красиво и благородно!
Он сказал хмуро:
— Но мы вам крови ещё так и не пустили!
— Я иносказательно, — сообщил я. — Хотя раньше всё миндальничал, отвечал ударом на удар, всё соизмерял, соизмерял… ну не дико? Но сейчас вот смотрю на вас и думаю: а зачем Российской Империи род Долгоруковых?.. Было двенадцать сильнейших, станет одиннадцать. Кто в России заметит разницу?.. Тем более, в Греции, где всё есть.
Впервые я увидел в его стальных глазах неуверенность, я бы даже сказал, страх, если предположить, что неустрашимому роду Долгоруковых, который всех нагибал почти тысячу лет, есть чего бояться.
— Уверены, что можете сладить с родом Долгоруковых?
— Да не в этом дело, — протянул я, — я ломаю голову не над проблемой коксующего угля, что сулит стране небывалый подъём, а бодаюсь с вашим родом, кому от этого польза? А вот сейчас наконец-то ощутил, что так может тянуться ещё сто лет, а у меня столько нет в запасе, я же не вечный Род, а человек по имени Юрий Вадбольский!
Он кивнул и произнёс с некоторым превосходством:
— Да, Род — это Род. Исповедующий вечные ценности.
Я сказал с тоскливым вздохом:
— С другой стороны у меня ещё много патронов. Даже больше, чем Долгоруковых. И если не сдерживаться, не соизмерять, а брать пример с Долгоруковых, что не считаются ни с какими запретами…
Он дернулся.
— Стой!.. Тогда пусть свершится то, что велел император. Если допустим помолвку, нам придётся соблюдать и мир между родами… или хотя бы перемирие.
Он сказал с подчеркнутым усилием, дескать, они точно не хотят соблюдать это дикое и никому не нужное перемирие, но раз император сказал, то во имя единства Империи стоит поддерживать мир, хочется это нам или нет.