Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей
Солнце уже взошло и настойчиво напитывало севастопольский воздух южным летним зноем, пробиваясь сквозь кроны деревьев, наполняя помещения госпиталя мягким золотистым светом. В воздухе витал характерный запах карболки, смешанный с ароматом свежевымытого пола. К ним примешивался доносящийся издалека аромат кухни. Неповторимое сочетание!
Заботливо оставленный завтрак остывал на прикроватной тумбочке. Скромный, без разносолов, но основательный и очень вкусный: овсяная каша с приличным куском подсоленного сливочного масла, внушительный сдобный калач и чай с крошечными баранками. Несмотря на отвратительное настроение и головную боль после беспокойной ночи, Мирский умял всю порцию целиком и смачно хрустел сушками, когда дверь в палату распахнулась и в помещение вошли три офицера.
— Мичман Граф? — осведомился первый из вошедших и, получив утвердительный кивок, продолжил, — разрешите представиться: ротмистр Автамонов[17], начальник контрразведывательного отделения Черноморского флота, а это… — ротмистр обернулся к своим спутникам, — сопровождающие меня лица, — он почему-то свою свиту не представил.
Все трое офицеров выглядели весьма внушительно. Гренадёры. Рост выше среднего, косая сажень в плечах, кулаки устрашающих размеров, но лица — вполне интеллигентные.
Кивнув, ротмистр продемонстрировал аккуратно расчёсанную на прямой пробор шевелюру. Узкое лицо с резкими чертами и глубоко посаженные глаза ушли в тень. Тонкие губы, поджатые в струнку, будто хотели высказать, но сдерживали какие-то слова.
Стоящий по правую руку от него поручик или штабс-капитан — Дэн не успел посчитать звездочки на погонах — постоянно трогал свои аккуратно подстриженные гусарские усы, закрученные вверх по последней моде, будто проверял, на месте ли они. Широкие скулы, высокий лоб, нос с горбинкой и бородка клинышком служили дополнением этой, бесспорно, самой шикарной части его внешности. Он держался свободно, чуть небрежно и вёл себя вполне характерно для гусарского братства.
Третьего, стоявшего чуть позади, прилизанного, гладко выбритого, с едва заметными усиками и в пенсне, Дэну почему-то захотелось назвать бухгалтером из-за строго ревизорского взгляда. В руках он держал папку с бумагами, а пальцы были испачканы чернилами.
— Все равны, как на подбор, с ними — дядька Черномор, — пробормотал Мирский, поднимаясь с койки и одергивая пижаму.
— Что, простите?
— Александр Сергеевич Пушкин, — пояснил Дэн, — который — наше всё…
Ротмистр хмыкнул, не оценив шутку, сцепил перед собой руки в замок и спросил:
— Когда вас вчера допрашивал капитан Вологодский, не заметили ли вы какую-нибудь странность в его поведении?
— Прошу прощения, — опешил Дэн от неожиданного вопроса, — что вы понимаете под странностями?
— Неуверенность в движениях, несвязность речи… — пояснил «бухгалтер»
— Нет, ничего такого я не заметил. А что случилось?
— Капитан Вологодский умер, — тихо произнёс Автамонов, не сводя с Дэна глаз и считывая его эмоции.
— Скоропостижно и весьма неожиданно, — добавил «бухгалтер».
— Врачи утверждают, что всему виной апоплексический удар. От капитана разило, как от завсегдатая кабака, но Вологодский всегда был принципиальным трезвенником, — завершил гусар.
— Вы — один из последних, кто общался с господином Вологодским, поэтому наш интерес к вашей персоне вполне естественен, — резюмировал главный.
— Да нормально он выглядел, — пожал плечами Мирский, — пьяным он точно не был и от него не пахло, хотя общались мы совсем недолго. У меня, знаете ли, последствия контузии…
— Да-да, конечно, мы не отнимем много времени. Капитан Вологодский умышленно или случайно что-либо оставлял в вашей палате? — спросил ротмистр, сверля глазами артиста.
— Может быть, он торопился и что-нибудь забыл у вас, например, кожаную папку? — уточнил «гусар».
«Бухгалтер» ничего не говорил. Он быстро прошел по периметру комнаты, придирчиво оглядывая каждый уголок, заглянул в тумбочки, под кровати, бесцеремонно откинул одеяло с постели Мирского, обнажив мятую простынь.
Ротмистр взглянул на «бухгалтера». Тот покачал головой.
— Что вы ему успели сообщить? — задал вопрос «гусар».
— Простите, но эту информацию вы легко сможете извлечь из протокола допроса.
— К сожалению, — Автамонов озадаченно потер пальцами подбородок, — при следователе и на его рабочем столе не оказалось никаких материалов по расследуемому делу об убийстве лейтенанта. Портфель Вологодского и все его записи пропали, поэтому придётся пересказать ваш разговор.
Мирский торопливо опустил глаза, чтобы гости не заметили его нечаянную радость. Всё, чего он боялся, исчезло, перестало существовать и провалилось сквозь землю.
— Почему Вологодский приставил к вам полицейского? — спросил «бухгалтер».
— Очевидно, беспокоился за мою жизнь, — сочиняя на ходу, пожал плечами Мирский.
— Или за ваше душевное состояние? — уточнил «гусар».
— Разве я похож на буйного? — криво усмехнулся Дэн.
— Контузия — явление малоизученное. Никогда не знаешь, как после неё поведет себя человек в состоянии паники, и в результате чего эта паника может возникнуть, — парировал «бухгалтер».
— Спросите у полицейского! — возмутился Мирский, — или он тоже того… Скоропостижно?
По лицам контрразведчиков Мирский понял, что не ошибся…
— Вам что-то про это известно? — принял охотничью стойку гусар.
— Скорее всего — нет, — покачал головой бухгалтер, — он просто пропал…
— Обалдеть! — резюмировал пораженный артист и заметил, что визитёры застыли на мгновение, а на их лицах отразилась гамма эмоций: густые брови «бухгалтера» взметнулись вверх, словно две птицы; глубокие морщины на лбу «гусара» прорезались ещё чётче, и только ротмистр хранил внешнее хладнокровие, глядя на Мирского, как на ребус, который необходимо разгадать.
— Занятно, — хмыкнул «гусар», глядя на Дэна, как на диковинную зверушку.
— Простите, сударь, — «бухгалтер» вернул свои брови на место, — но ваши выражения…
— Полноте, господа, — поставил точку Автамонов. — Мичман Граф, не смеем вас больше задерживать. Прошу после выписки в обязательном порядке появиться в Главном управлении Генштаба по Севастополю. Честь имею!
Мирский вытянулся по стойке смирно, проводил контрразведчиков взглядом, упал на свою койку и прошептал: «свобода!»…
Он не стал анализировать вновь открывшиеся обстоятельства. Умер Вологодский или куда уехал — какая разница? Главное, что он тут больше не появится и не будет задавать свои каверзные вопросы! Хорошо-то как!
Мирский заложил руки за голову и принялся насвистывать какую-то веселую мелодию. Потом спохватился, подумав, что ведет себя слишком вызывающе для человека, получившего известие о чьей-то смерти, прикрыл глаза и полностью отдался ощущению безмятежности.
* * *Бесконечно долго наслаждаться триумфом Мирскому не дали. Ближе к полудню в палату зашёл незнакомый субъект в безразмерной солдатской рубахе и с нарукавной повязкой с крестом.
— Вашбродь, вас просит к себе в кабинет лечащий врач, — торопливо выкрикнул он и сразу же намылился улизнуть.
— Стоять! — максимально грозно скомандовал Мирский.
Он неторопливо встал, поправил развороченную постель, подцепил ногой уродливые больничные тапки и не спеша подошел к дверям.
— Веди! — попросил артист, — хрен его знает, где тут у вас заседает лечащий врач.
— Слушаюсь! — коротко кивнул парень с повязкой и, громко топая, послушно направился в сторону центрального входа.
Серые стены госпиталя, раненые, неторопливо прохаживающиеся по коридорам, вечно торопящиеся врачи и медсёстры в накрахмаленных чепцах проплывали мимо, словно в театре. Мирский, погружённый в свои мысли, шёл следом за сухопарым санитаром, чьи сапоги постукивали по выщербленному паркету, словно барабанщик отбивал задаваемый ритм в музыкальной композиции.
