Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей

— Мои родители… — Вася запнулась. В её памяти навсегда сохранился образ старого родительского дома на окраине маленького шахтёрского посёлка у Азовского моря. После развала СССР всё выглядело по-сиротски. Зато родной угол, совсем небольшой и непрезентабельный, находился в самом центре орехово-миндального сада в окружении буйных кустов сирени, в стратегически важном месте: под ним проходил резервный ствол учебной шахты, где отец Васи оборудовал свою лабораторию.

Это было уютное место, где каждый уголок хранил тепло и любовь семьи. Особенно дорога ей была та часть дома, где располагалась огромная отцовская библиотека. Высокие стеллажи, уставленные книгами до самого потолка, создавали уникальную атмосферу непознанного. Между ними можно было заблудиться, как в лабиринте, и каждый раз находить что-то новое. Василиса любила прятаться между полок, представляя себя исследователем неведомых миров.

Главным владельцем этого богатства был её отец. Она сохранила его в памяти высоким, немного сутулым от постоянной сидячей работы, с живыми и добрыми глазами, которые при взгляде на Васю излучали особо тёплый, внутренний свет. У него были густые, тёмные волосы с проседью, которые он постоянно откидывал со лба, когда погружался в работу. Пальцы Василисы хорошо помнили жёсткую, волнистую отцовскую шевелюру, аккуратно зачёсанную назад. Лицо, обрамлённое лёгкой седой небритостью, за работой выглядело отрешённым, ведь мыслями он блуждал где-то совсем далеко, перенося на бумагу лишь результат своих научных путешествий. Но стоило ему заметить дочь, как черты лица Стрешнева смягчались и появлялась тёплая, немного застенчивая улыбка.

Василиса часто заходила в библиотеку, когда отец работал. Он сидел за своим портативным Asusoм, между принтером и горой книг с разноцветными закладками, весь не от мира сего. Его пальцы летали по клавиатуре или шуршали по страницам, а глаза скользили по экрану, читая формулы и графики. Но даже в эти моменты он находил время для дочери — отрывался от работы, чтобы её обнять, чмокнуть в щёку и пошутить, а потом мягко, но настойчиво выпроводить, дабы не отвлекала и дала возможность сосредоточиться. А мама — её строгая, но всё понимающая мама брала Василису за ручку и отвлекала какими-то другими делами.

В этих воспоминаниях домик, затерянный на просторах Донбасса, навсегда остался для Стрешневой местом, где царили любовь и взаимопонимание, а образ отца, сидящего среди книг, — символом мудрости, преданности своему делу и безграничной отцовской любви.

Прошло уже десять лет с того момента, когда Василиса потеряла родителей, а лицо отца осталось в памяти четким и ярким. Стоило прикрыть глаза, вспоминая детство, как перед Васей возникал загорелый анфас с аккуратно подстриженной бородой и усами, придававшими облику особый шарм и выразительность. За этой ухоженностью скрывался старый рваный шрам на подбородке, о существовании которого знали только близкие друзья и родственники.

— У него эта отметина осталась после обстрела, под который мы попали в Порт-Артуре, — неожиданно услышала Стрешнева голос Налётова.

Василиса вздрогнула. Она в задумчивости начала вспоминать вслух.

— Ой, простите, — извинилась Вася, — я что-то совсем в своих мыслях улетела…

— Не переживайте, дитя моё, всё нормально, — отозвался Налётов.

Он поднялся из-за стола, опершись обеими руками на столешницу, подошёл к Васе и обнял её за плечи.

— Прекрасно понимаю, каково это — оказаться одной среди абсолютно чужих людей в незнакомой обстановке. Сам такое пережил.

— Где? — вырвалось у Василисы.

— В японском плену. И я, и ваши родители. Но даже там Георгий умудрялся выглядеть достойно. Его любовь к галстукам-бабочкам передалась и мне…

— Да, папа любил их носить даже в домашней обстановке, — кивнула Вася. — Вообще-то он был равнодушен к украшениям и не понимал мужчин, злоупотребляющих ими, но галстук и очки всегда выбирал дорогие, изысканные. А ещё ему нравились старинные часы-«луковица» на тонкой золотой цепочке. Он считал их талисманом.

— Подарок Филиппова после первых удачных испытаний дефлектора, — уточнил инженер.

— Про это он ничего не рассказывал, — вздохнула Вася, — ни про свои опыты, ни про Филиппова.

— И дефлектор вы тоже не видели? — поинтересовался Налётов.

— Вся аппаратура в лаборатории отца была постоянно закрыта металлическими шторами и заперта на ключ. Все свои эксперименты он делал при закрытых дверях, а я жутко обижалась на него за такое недоверие.

— Он просто хотел оградить вас, а значит, и самого себя от возможных негативных последствий.

— Не получилось…

— Расскажете?

— Нечего рассказывать. Всё произошло без меня. Я была на каникулах у бабушки в Донецке, когда нам сообщили, что дома был взрыв и пожар, всё уничтожено до основания, с обвалом в шахту. Грешили на природный газ в баллонах, на метан, скопившийся у поверхности… Слухов было много… Тел так и не нашли… Лаборатория оказалась уничтожена полностью.

— То есть ваше появление здесь не связано с работой дефлектора?

— Нет. До вашего рассказа я считала, что дефлектор — это элемент вентиляции.

— Простите, сударыня, но как вы оказались заброшенной аж на столетие назад?

— Я до сих пор была уверена, что в результате аварии квантового компьютера…

— Чего, простите?

— Квантовый компьютер — даже в ХХI веке абсолютно новая вычислительная машина, работающая на принципах спутанности и суперпозиции мельчайших частиц — квантов.

— Вероятно, этот термин образован от английского глагола «compute» — «рассчитать».

— Даже не задумывалась над этим.

— Неважно. Это я для собственного понимания вашей речи. Продолжайте, пожалуйста.

— Так вот, после столь неожиданного перемещения я была уверена, что это произошло в результате аварии там, в ХХI веке. Но когда мне многое стало известно от вас и Аграфены Осиповны, когда я поняла, что оказалась на корабле в момент его гибели… его и лаборатории Филиппова, я уже не могу исключать, что всему виной может быть ваш дефлектор, который как-то запустился в момент затопления…

— Извините, Василиса Георгиевна, но это чушь, — фыркнул Налётов, — станция Филиппова — набор электрических приборов, настроенных на электромагнитное поле конкретного человека, усиливающих его за счёт парамагнитного резонанса, но никак не мыслящее существо, способное позвать на помощь, тем более столь оригинальным способом — через время и расстояние…

— Мне кажется, уважаемый Михаил Петрович, — обиженно заявила Стрешнева, — что всё, происходящее с нами в настоящий момент, можно назвать чушью. Чтобы я больше не сочиняла небылицы, пожалуйста, расскажите уже один раз, как работал этот загадочный прибор Филиппова, а то до меня долетели только обрывки информации.

— Справедливо, — кивнул инженер и как-то по-новому взглянул на Васю, — какой у вас пытливый ум, Василиса Георгиевна! Вся в отца! Пользуясь им, поразмышляйте как-нибудь на досуге, откуда у вас в будущем взялась бабушка, если родители вашего отца и матушки остались в прошлом? Мне этот вопрос кажется весьма любопытным. Но сейчас, извольте, расскажу всё, что знаю сам, ведь это тайна вашей семьи, а не моя.

Он уселся обратно на своё место, глянув на Петю, застывшего за столом в предвкушении, будто фарфоровая статуэтка, и добавил себе чая из остывшего миниатюрного заварника.

— Вся работа дефлектора построена на улавливании магнитного поля Земли и сопряжения его с полем человека, — произнёс Налётов, гоняя по чайной кружке листочек мяты. — Профессор Пильчиков говорил, что Филиппову удалось оседлать невидимые глазу волны мироздания, божий ветер. Фигурально выражаясь, дефлектор — это корабль, который ловит своим парусом невидимое и неощущаемое дыхание нашей планеты…