Другая жизнь. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

Глава 26

Фильм оказался не скучным[1]. За дальнобойщиком «Бандитом», удиравшем на «Понтиаке», гонялся шериф из Техаса, от сына которого сбежала невеста, втрескавшаяся в «Бандита», но мысли мои постоянно возвращались к ударенному мной грабителю. И ведь не «предъявишь» им грабёж! Даже от попытки грабежа он отвертится. Стоял, скажет, никого нетрогал. Тут подошёл я и ударил его.

- Вот, млять! – то и дело ни с того, ни с сего всплывало в голове и это сильно отвлекало.

Тут же сознание переключалось с картинки на экране на картинку в голове в виде головы с закрытыми глазами, лежащей на рельсе и расплывающейся из-под неё кровавой, маслянистой на вид, лужицы. И лицо испуганной женщины за передним стеклом наезжающего на нас трамвая. Б-р-р-р…

- Ты что такой смурной? Кино не нравится? – спросила Светлана примерно в середине просмотра. – Все смеются, а ты не реагируешь. Словно о своём думаешь.

Мы сидели в самом конце зала в углу, где имелась загородка с «калиткой» в которой стояло три мягких, кресла. Перед нами имелось что-то в виде столика на всю длину «загона», а на нём в углублении - что-то похожее на пульт с кнопками и микрофон.

Очень удобное место, где можно было безнаказанно поговорить. Если тихо, конечно.

- Да, не… Нормальное кино…

- Хм! Мальчишкам такие фильмы должны нравиться. Мы тут с Вадькой «Золото Маккены» смотрели. Ты смотрел?

Она посмотрела на меня, ожидая, видимо, моей реакции на «Вадьку». Я не оправдал её надежд, и она продолжила:

- Вадька, - это наш сосед по подъезду. Он уже в институте учится.

- Я рад за него, - буркнул я. – Смотрел, конечно.

- Ой, у нас с ним ничего не было, - сказала она.

- С кем? С Маккеной? – пошутил я.

- Нет, с Вадькой.

- Странно, - подумал я, - если бы что-то между вами было. «Маккену» ведь два года назад крутили… Мы и сами с пацанами сюда ходили. В семьдесят пятом году…

- «Золото Маккены» - кассовый фильм, - сказал я, выдёргивая из своей памяти информацию. - Но в самих штатах он прокат провалил. Бюджет фильма составил семь миллионов долларов, а кассовые сборы в американском прокате всего три миллиона долларов. А у нас «Золото Маккены» посмотрело шестьдесят три миллиона человек.

- Не может быть! Шестьдесят три миллиона? А сколько у нас всего миллионов населения?

- Географию не учишь? Это седьмой класс!

- Не помню, - засмущалась девочка.

- Двести пятьдесят, примерно, - сказал я со значением в голосе.

- Ого-го! Больше четверти населения!

- Быстро считаешь, молодец, - хмыкнул я.

- Ты, как наш учитель по физике, - буркнула Светлана. – Тот тоже всё время с издёвкой в голосе разговаривает с нами. Как с малолетками.

- А вы не малолетки?

- Я, между прочим, тебя всего на полгода младше, - прошептала она. - У меня в октябре день рождения, а у тебя в марте.

- А ты откуда знаешь? – удивился я.

- Ту куртку, в которой ты пришёл, моя мама тебе доставала. Твоя мама тебе её на день рождения подарила?

Я кивнул.

- Ну, вот! А я подслушала их разговор. Случайно. Они по телефону разговаривали.

Девчонка горделиво вскинула голову.

- У вас дома есть телефон? Не заметил.

- Это здесь в кабинете мамином происходило. Тогда прозвучала дата «двенадцатое марта». Я ещё удивилась, ведь ты же в больнице…

Она вдруг резко сжала губы, буквально захлопнув рот, и от этого её глаза увеличились в размере, словно от вдохнутого ею воздуха.

- Извини, - прошептала она. – Какая я дура!

Я мысленно усмехнулся, но не стал её в этом переубеждать. Зачем перекладывать на себя чужие «косяки»? Вот скажешь: «Да нет, ничего страшного…» и человек действительно может подумать, что ничего «страшного» он не сказал или не сделал. А через какое-то время повторит сказанное или сделанное. Переживёт.

- Ты не обиделся? – спросила она меня, не дождавшись обычной реакции.

-На что? – продолжал я «глумиться» над девчонкой. Мне стало вдруг скучно смотреть на «ужимки и прыжки» американских актёров.

- Ну… Тебе, наверное, неприятно вспоминать, как ты лежал в больнице…

- Неприятно. Я тебя прощаю, но будешь мне должна.

Светлана развернулась ко мне почти всем телом, насколько это было возможно в таких креслах. Её колени одетые в тонкие нейлоновые колготки упёрлись в мои.

- Можно было бы положить ладонь на её колено, - подумал я. – А подлокотники в этих креслах поднимаются.

- Что значит: «Должна?» - спросила она, нахмурившись и с вызовом продолжила. – Я никому ничего не должна!

- Хм! Ну, значит, - не прощаю.

- То есть? Как это не прощаешь?! – возмутилась она. – И что за долг?

- Раз ты даже не извинилась, как я тебя могу простить?

- Как это, «не извинилась?» Я извинилась.

- Э-э-э… Когда?

- Сначала извинилась, а потом назвала себя, э-э-э, дурой и спросила: «Ты не обиделся?».

- Ну, назвала и назвала. Самооценка – это хорошо.

- Сам – дурак!

- Ну, вот и договорились. Сначала обижает, потом оскорбляет. Ты со всеми так мальчиками, которых пригласила в кино, себя ведёшь?

- Я пригласила в кино?! – испуганно спросила она.

- Ну, конечно! Не я же сам себя в кино приглашал.

- Ты – точно дурак, - тихо прошептала она и отвернулась к стене.

Похоже, она заплакала.

- Вот те - на! – дошутился над девчонкой.

Намёк на то, что она сама первой «пригласила мальчика в кино», - это было, конечно, с моей стороны подлостью, и я тронул девушку за плечо.

- Э-э-э… Извини меня, - прошептал я, чуть наклонившись в её сторону и опираясь на левый подлокотник. – Я переборщил с шутками. Скучный фильм, на самом деле.

- Отвали, - сказала она и ткнула меня острым локотком в солнечное сплетение. Да так удачно ткнула, в тот момент, когда я вдыхал после произнесённой фразы, что я «хекнул» и склонился ещё ниже к ней, едва не привалившись к её спине. Но точно коснувшись носом её волос.

-Ты чего? – сказала она, обернувшись, и мы стукнулись носами.

Меня как скрючило, так я и