Отморозок 5 (СИ) - Поповский Андрей Владимирович

— Говорят, что ему письмо вроде пришло, что девушка его бросила, вот он и побежал вешаться. — продолжил Эдик — Только не было никакого письма, я бы знал. Мы с ним незадолго до этого в шахматы играли, он был веселым и ничего такого за ним не замечалось. Я потом тебя пошел искать и наткнулся за столовой на Дато с двумя ублюдками. Тот снова предлагал пойти к ним, а потом, когда я отказался, они накинулись на меня. Я двух вырубил, а потом подумал, что все это не спроста, и побежал в казарму. Там из наших не было тебя, Рамазана и Ромки. Мы с Карасем разбили наших на две группы и пошли прочесывать часть. Моя группа нашла Рамазана, тот сильно избитый лежал на спортплощадке. Мы его в спальню отнесли. Потом я оставил несколько человек охранять казарму, а сам с остальными снова на пошел на поиски. Потом мы увидели людей Жоржа с ремнями и прутами, их было намного больше, поэтому мы отступили в спальню, где и забарикадировались до утра. Утром эти козлы не стали нападать, а потом нашли Ромку и все закрутилось…

— Не было у Ромки никакой девушки. Он мне сам говорил, что никогда ни с кем не встречался. — Тупо без эмоций говорю Ханикаеву, а у самого внутри разрывается от боли.

— Карась со своей группой вечером проходил мимо гаража. Говорят, что там было все закрыто и никакого шума не было, — тихо добавляет Эдик. — Если бы знать…

— Ладно, пойду полежу немного, чего то меня мутит, — отвожу глаза и ухожу от всех, мне сейчас очень нужно побыть одному, а то я просто взорвусь.

Резвановы — твари конченные. Это они с ним такое сделали. Кто-то из них даже похвалиться пришел, когда я сидел в контейнере. Я до последнего надеялся, что все это пустые слова, чтобы вывести меня на эмоции. Оказалось нет. Это не люди, они просто внешне похожи на людей, а на самом деле — это двуногие прямоходящие, как и их вожак Жорж. Ненавижу! У меня внутри сейчас бьется только одна мысль — «Конец вам твари, теперь вам точно конец…»

В бытовке на кроватях полулежа, облокотившись о стены сидят сильно пьяные Жорж, Дато и братья Резвановы.

— Он, сука, еще поплатится у меня за этот удар—Жорж потирает чуть опухшую скулу, —вспоминая, как комбат ударил его в кабинете. — Я ему, блядь, после дембеля это припомню. Он у меня, гнида, кровью харкать будет.

— Да плюнь ты на него, —машет рукой Дато. — Подумаешь ударил. Мало ли что между партнерами бывает.

— На меня никто безнаказанно руку с детства не поднимал. Понял, блядь? — Вызверился на приятеля Жорж, — И комбату этот удар просто так не сойдет.

— Все-все, братан, — Дато поднимает руки в успокоительном жесте,—я то тут при чем? Давай лучше выпьем. Вон братья уже так нализались, что лыка не вяжут.

— Ну давай, — кивает Жорж и нетвердой рукой разливает портвейн по стаканам.

Глубокая ночь. Выхожу из спальни. Пацаны которые в это время несут дозор, вопросительно смотрят на меня. Я пролежал весь вечер на кровати не вставая, и меня никто не трогал.

— Пойду в сортир, после жрачки на «губе» чего-то придавило меня, — зевая, спокойно поясняю им.

Захожу в туалет, снимаю сапоги и быстро иду к открытому настежь окну. Смотрю вниз. Второй этаж. В принципе не высоко можно и спрыгнуть, но зачем шуметь, если можно спуститься цепляясь за выступы. Что я и делаю, оказываясь через несколько секунд на земле.

Уже довольно прохладно, ветер холодит лицо, но сейчас его свежесть только в радость. Не могу надышаться чистым воздухом. После хлорки и вони контейнера, кажется, что воздуха постоянно не хватает, но понимаю, что причина не в этом. Искалечен и замучен мой друг — часть команды, нет часть меня самого. Человек — имеющий право жить, у которого, по-настоящему, жизнь едва только началась, но эти мерзкие твари довели его до самоубийства. Я не могу сейчас спокойно дышать, и понимаю, что смогу это делать только тогда, когда дышать перестанут они, иначе чего же я стою как человек, и как друг? Отбрасываю лишние мысли. Для того, что задумано, нужна холодная голова.

Тихо крадусь вдоль здания, чтобы меня не было видно. Потом перебегаю открытое пространство и снова крадусь вдоль следующего здания. Иду к гаражу где нашли Ромку. Я знаю где ушлые водилы держат краденый бензин, который потом продают гражданским. У них там целая бочка, но мне столько не надо, хватит литров десять или двадцать — как раз канистра. Нахожу искомую двадцатилитровую канистру и, прихватив ее, направляюсь в другом направлении. Моя цель одинокая бытовка на отшибе, в которой находится штаб Жоржа и его актива.

Через пять минут я уже на месте. Осматриваюсь. Все тихо и посторонних нет. На всякий случай, выжидаю некоторое время, прежде чем подойти к бытовке. Аккуратно заглядываю в темное маленькое окошко. Вижу бардак на столе и много пустых бутылок. На кроватях кто-то спит прямо в одежде. Сколько человек не понятно. Хер с ними, случайных людей там быть не может.

Мыслей в голове уже нет, пространство вокруг звенит пустотой, которая почти оглушает. Дальше двигаюсь как механизм, подчиненный жесткой программе, уже не в силах изменить что-либо в принятом порядке действий, даже если бы и захотел.

Подпираю толстой палкой выход и из бытовки и обильно обливаю ее стены бензином из канистры. Закончив делаю дорожку из горючей жидкости и чиркнув спичкой бросаю ее в маленькую лужицу, наблюдая как синеватое жадное пламя быстро бежит к бытовке и враз охватывает ее стены.

Огонь завораживает! Еле отрываю взгляд от объятой пламенем бытовки, она будто гипнотизирует меня. Нельзя больше медлить. Все, хватаю пустую канистру и швыряю ее на крышу бытовки чтобы уничтожить свои следы. Нужно пулей нестись обратно и вернувшись к казарме, влезть назад в окно сортира, чтобы спокойно вернуться в спальню, пока не начался шум.

Виктор Петрович и Валентин Степанович сидят в кабинете и слушают магнитофонную запись разговора внедренного в стройбат агента ГРУ с курирующим его майором.

— Лейтенант Ханикаев по вашему приказанию прибыл.— Слышится молодой сильный голос из динамика.

— Садитесь лейтенант, я внимательно прочел ваш отчет, а теперь хочу побеседовать с вами неформально и послушать ваши личные впечатления о Костылеве. Может быть даже то, что не вошло в официальный отчет. Сам Костылев сейчас находится на гарнизонной гауптвахте в Астрахани и решать его судьбу не нам с вами. Но от вашего рассказа, тоже может многое зависеть. Вы ведь достаточно близко с ним сошлись за эти месяцы.

— Так точно товарищ майор. Мы провели рядом около трех месяцев и могу сказать, что Юра настоящий советский парень, и я считал бы для себя за честь служить рядом с ним.

Магнитофонная кассета крутится, в кабинете попеременно звучат голоса лейтенанта ГРУ Эдуарда Хнаикаева, который и был тем самым человеком Степаныча приглядывавшим за Юрой, и неизвестного майора. Оба генерала внимательно слушают запись до самого конца.

— Ну, и что скажешь? — Спрашивает Валентин Степанович Викиного деда, когда запись заканчивается.

— Костылев именно тот человек, который нам нужен для операции.—Серьезно отвечает тот. — Он сделал даже больше, чем я изначально предполагал в этой ситуации.

— А не слишком ли легко Костылев вынес приговор этим ублюдкам?

— Нет, он был в своем праве, месть за друга это сильная мотивация. К тому же, он может со спокойной головой принимать жесткие решения. Заметь, что Юра действовал в условиях крайнего стресса, но даже в этом случае, смог сделать все грамотно. Он никак не проявил гнева когда получил информацию о гибели Бергмана, просто сказался усталым и разбитым, что не удивительно после избиения, и суток проведенных в морском контейнере. Ведь никаких свидетельств его ночной отлучки из казармы нет. Просто выходил в туалет. А голые подозрения, что он вылез и влез в окно, к делу не пришьешь. — покачал головой Виктор Петрович

— Однако, досталось там ему,— соглашаясь кивает Валентин Степанович. — И парня этого жалко — Рому Бергмана.