Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

Я повернул голову на звук и увидел маму, пытающуюся сказать речь. Федор Афанасьев помог настроить микрофон, мама испуганно огляделась и проговорила:

— Сынок! Ты у меня такой взрослый уже, — она всхлипнула и продолжила будто через силу: — Такой… ответственный. Праздник такой всем нам устроил, я ни разу на подобном не была, это же надо! Вместо того, чтобы подарок себе купить, нам праздник устроил. А вообще, когда дети взрослеют, это с одной стороны здорово, а с другой — грустно. Только бегал такой вот карапуз, — она подняла руку на полметра от пола, — и вдруг — мужчина. Иногда мне кажется, что ты взрослее меня, и это пугает — с одной стороны. С другой я знаю, что у меня есть родной человек, на которого можно положиться и который никогда не предаст! Расти большим, сынок! Удачи тебе, ведь и ум, и внешность, и упорство — это все есть. И я не удивлюсь, если вдруг стану матерью президента страны! — Мама подняла бокал. — За тебя сынок!

Первой ей зааплодировала Лялина, овации подхватили, пара секунд — и гости рукоплескали, а мама улыбалась, смахивая слезу.

Проигнорировав отчима, который держал ее тарелку, мама прошагала ко мне, обняла и разрыдалась, расчувствовавшись. Погладив ее по спине, я скосил глаза на Веру, которая с интересом смотрела на меня.

Все принялись чокаться, Вера поймала мой взгляд и подняла бокал. Настроение сразу воспарило, на губах застыла улыбка, я кивнул ей.

— Напарник, с днем рождения! — с порога прогрохотал знакомый голос.

Вместе со всеми я повернул голову к выходу. Широким шагом к микрофону направлялся Каналья. В теплой джинсовой куртке, черных штанах и лаковых туфлях, чистый и благоухающий, будто сошедший с обложки. Молодых учительниц словно касалась его магия: они начинали сиять, приосанивались, хорошели, стройнели — словно волшебник касался их волшебной палочкой и превращал из обычных женщин в особенных. Еленочка наша Ивановна аж куртку сняла, оставшись в скромном черном платье с нескромным декольте. Огромная Инна Николаевна, математичка, наконец увидев мужчину, который был выше нее, сразу обозначила его как цель и томно приоткрыла ярко-красные губы.

Даже официантки Аня и Яна приосанились и заулыбались больше обычного. Математичка бросилась наперерез Каналье, Еленочка наградила ее недобрым взглядом. Но Каналья, держащий в руках картонную коробку, уклонился от атаки разочарованной Инночки, успешно избежал Елену и подошел ко мне, стиснул в объятиях, похлопал по спине и вручил коробку.

— Тебе, братишка! Должны подойти. Эльза Марковна подсобила с размером. Я заглянул туда и увидел черные джинсы с цепями.

Он взял микрофон и прогрохотал:

— Всем добрый день. Я знаю Павла меньше года, но вот что хочу сказать… Нет — говорю с полной уверенностью. Это — человечище! У меня нет детей, но я был бы счастлив, если бы мой сын был похож на этого парня. В свои уже пятнадцать лет он слово держит лучше, чем иной взрослый. Будь таким же крутым парнем, и пусть огонь твоего сердца горит ярче с каждым годом!

Вместо бокала он поднял кулак, легонько стукнул им по бокалу подошедшей Инночки. Наша классная руководительница Еленочка оказалась расторопнее и поднесла Каналье бокал шампанского, но он отвел его, как мужик с советского плаката, пропагандирующего трезвость.

— Спасибо, красавицы, но я не пью. Вообще.

Радовало, что Алексей перестал замечать маму, просто кивнул ей и отвел взгляд. Инночка с Еленой принялись объяснять ему, как правильно пользоваться шведским столом, каждая пыталась утянуть его в свою сторону, что лишь веселило напарника, сердцееда со стажем.

Поздравления посыпались, как из рога изобилия. Говорили директор, Еленочка, физрук, потом — Лидия. Наконец решилась на речь бабушка, которая поначалу злилась на меня, а потом ее сердце смягчилось.

Не разумом, а будто каждой клеткой тела я ощущал: здесь и сейчас происходит что-то очень важное. Я пытался поймать это ощущение, осмыслить его — и не мог. Оставалось одно логическое объяснение: я ждал, когда меня поздравит Вера, но она молчала.

Отчим, Кариночка, Лялина…

Когда речь взяла Анна с ребенком на руках, мама с интересом ее рассматривала. Как мне показалось, совершенно без злости. А когда Анна закончила, подошла к ней, отвела в сторону и заговорила. Я насторожился, Василий — тоже. Вероника Игоревна на всякий случай встала возле дочери, готовая отбивать ее. Но не случилось ничего плохого. Чуть охмелевшая мама говорила с чувством и страстью, хлопая себя по груди, Анна слушала. Улыбнулась и, кивнув Веронике, пошла за стол к маме.

Вот и хорошо!

Напряжение рассеялось. Федор включил музыку громче. Инночка уволокла Каналью танцевать, маму пригласил Василий, Толик — Ирину. Дрэк закружил в танце Кариночку, которая была выше него на полголовы. Географичка запорхала бабочкой, бросая томные взгляды… На Каналью, на кого же еще!

А физрук скромно топтался в сторонке, ему нельзя в Бельдяжки, он женат. Когда выпили все шампанское и опустошили стол, а отяжелевшие гости расселись за столами, официантки унесли лотки и вынесли кофе и чай на огромных подносах, расставили по столикам. Потом Адель определила на столы в середине зала подносы с десертом. Остались всего две бутылки шампанского, и девочки разлили их по бокалам всем поровну. И вот только сейчас поднялась Вера, огладила платье и направилась к трибуне. Я замер, а сердце — зачастило. Ради этого момента все и затевалось… наверное.

Воображение нарисовало, как мы танцуем, как моя рука лежит на ее спине, там, где она переходит в… черт, о чем ты думаешь! Слушай.

— Паша, — проговорила Вера в микрофон, — тебе столько теплых слов сегодня сказали, и все было от души. Но мне есть что добавить. Ты самый яркий, самый необычный парень, которого мне доводилось учить. Помните момент из фильма, как Алиса Селезнева отвечала на английском? Мне иногда кажется, что ты тоже из будущего.

У меня дыхание оборвалось: она поняла, прочувствовала меня как никто другой…

— А ты просто человек, опередивший время. Спасибо, Паша, за помощь и за то, что ты есть. Родители, — она посмотрела на маму и отчима, — вы в праве гордиться сыном. Пашка, как говорил твой друг, сохрани огонь своего сердца. За тебя.

Вера подняла бокал и сделала глоток.

Я стоял и млел, и на губах растягивалась улыбка. Безумно захотелось пригласить ее на танец… Но сперва я пригласил Карину, чтобы не вызывать подозрений, потом — маму и лишь затем — Веру. Это была песня «Энджи» «Роллингов» —